Письмо

Наталья Беляева Петрова
 Мои дорогие, мои любимые, я пишу это письмо вам. Мне очень нужно сказать то, о чем я не могла говорить, когда вы были рядом. Ваш дом жив, жив ваш сад. Спасибо за это моей маме – вашей младшей дочери. Теперь они, конечно, немного другие, но все же, дедушка, груша твоя поздняя, ноябрьская, осталась, и до сих пор засыпает нас плодами каждую осень. И два абрикосовых дерева стоят скрюченные, с шершавыми стволами, похожими на облупившуюся шкуру какого-то сказочного ящера. Примерно раз в четыре года одаривают нас абрикосами, которыми я не могу наесться. Я очень люблю наш дом и постоянно корю себя, что мне с трудом дается сделать его лучше. Но я не теряю надежды.

Недавно вспоминали с мамой, как я, совсем маленькая, встречала тебя, заядлого грибника. Я отчетливо помню этот осенний мягкий солнечный свет, свои качели, и огромную корзину грибов, которые ты привез из леса. Дед, ты был для меня всегда немного волшебником. Не было, казалось, ничего такого, чего бы ты не умел. Я знала – попрошу дедушку – он починит, смастерит, нарисует даже, еще при этом обязательно споет и расскажет что-то смешное. Или не смешное. Помнишь – «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца»? Вот и я помню. Так страшно и сказочно притягательно. Хотелось слушать еще и еще.

Ты учил меня делиться. А я могла легко отдать все что угодно, но только не любимое лакомство. И ты стыдил меня и обзывал жадиной. Дед, ты был строг, так строг, как только бывают бывшие забияки и хулиганы. И я это знала, и очень любила тебя. Я хочу сказать спасибо тебе за твои истории о войне. Мама говорит, что некоторые вещи о ней ты начал рассказывать спустя много лет. Мне же запомнилось то, как легко, по-житейски, часто с юмором, ты говорил о тех тяжелых днях. Очень жаль, что этого никогда не услышит Сонька. В два года, когда ты еще был с нами, она, конечно, ничего такого не слушала, но отлично помнит, как ты ел арбуз во дворе, и как позволял ей скакать у тебя на пузе.

Когда мне говорят люди, что секрет твоего долголетия в кавказских корнях, я, конечно, не спорю, но думаю, что дело не только в этом. Дед, ты до последнего дня невероятно любил жизнь и проявлял к ней живой интерес. А какая дама этого не любит? Вот она тебя и не отпускала. И все у вас с ней было взаимно.

Бабушка, я хорошо помню, что твоя жизнь это постоянный труд. Летом во дворе идет бесконечная смена содержимого ведер, чашек, тазов с водой, в которых ты промываешь помидоры, огурцы, перец, зелень для закаток, черешню, абрикосы, персики. На летней кухне стерилизуются банки, или томится в тазу варенье, либо и то, и другое, сразу. Твоя кухня, твои борщи и пироги, твоё рагу из дичи, которую дед и наша многочисленная родня мужского пола привозили с охоты – все это было для нас. А тебе, дорогая моя, было нужно так мало.

Ты знала наизусть Евгения Онегина и читала мне огромные отрывки иногда по вечерам. И пела для себя, очень тихо. Я помню твой взгляд, когда ты, опершись подбородком на руку, задумчиво, с грустью смотрела в окно, на небо. Я многого не знала, но кое о чем догадываюсь теперь.

Ты писала письма дедушкиным сестрам и была дружна со всеми женами его друзей. Примиряла людей часто только тем, что двери твоего дома были открыты для всех: далеких и близких, знакомых и не очень. А мама рассказывала, что в молодости ты отлично танцевала фокстрот. А я называла тебя Ба. Никогда ты особо не нежничала ни с кем. Ты просто отдавала все нам. Как тебя хватало на всех? Как ты, моя дорогая, должно быть, устала за эту жизнь…

Мама плакала, когда принесла меня из роддома с большим «букетом» всевозможных последствий тяжелых родов. А ты встряхнула ее, сказав, — «а ну-ка соберись! Все будет нормально. Выходим». И жизнь победила. Мне, бабушка, вот-вот сорок.

Из многочисленных твоих рассказов о своей жизни, Ба, я хочу сейчас вспомнить один, про День Победы. Накануне вы с сестрой Дусей решили, что пойдете 9 мая на огород. Полоть, сажать. Дел полно. Отгул взяли на работе. И тут победа! Вроде радость, А Дуся в слёзы – муж пропал без вести, невестка Мария в слёзы – ее муж, твой брат Петр, погиб. Все это разом накрыло – и горе, и радость. Тебе стало неловко, твой-то муж жив, вернется скоро. И ты поехала на огород одна. По пути, говорила, проходу люди тебе не давали – «девушка, ну какой огород? Радость-то какая, победа! Пойдемте с нами праздновать, веселиться! Наконец-то мир!» Ты была настойчива, на огород доехала на рабочем поезде (была в вагоне совершенно одна), все дела сделала. Домой вернулась уставшая, – а там веселье! Люди собрались, Дуся с Марией пляшут. Потому что жизнь всегда побеждает.

Понимаете, вас нет. Нет ваших друзей. Нет сестер и братьев. Даже вашей старшей дочери уже нет. Но вот сейчас, когда порой возникает ощущение, что я не могу нащупать почву под ногами, а иногда бывает просто страшно жить, вы даете мне эту силу земного притяжения. Ваш опыт, ваша любовь к этой жизни, и та крепость духа, которая помогла прожить и пережить всё, что выпало вам, о которой никто никогда не говорил, и вообще счёл бы подобные рассуждения пустой болтовней, они служат мне опорой, они позволяют держать наш дом открытым.