Свернулись чёрные тучи
В щупалец грозных клубок.
Последний солнечный лучик
И тот до нитки промок.
Грохочет без передышки
Три тысячи раз подряд,
И молний холодных вспышки
Во мраке ночном горят.
Ветры сцепились в поле —
О том, кто сильнее, спор —
Как будто лесные тролли,
Что разом спустились с гор,
Деревьев сшибли немало,
Из веток вырос курган…
В пути непогода застала
Заморских купцов караван.
Людей два десятка с лишком,
С ними ещё проводник —
С носом краснее вишни
Угрюмый номад старик.
Идёт впереди, хромая,
Старик с деревянной ногой,
Но, верно, дорогу знает
И всех ведёт за собой.
Туда, где острые скалы
Нависли над берегом;
Туда, где окна оскалив,
Стоит деревянный дом.
Туда, где ступени прогнили,
Но крепок покуда пол…
Приюта там попросили —
Туда их номад привёл.
Вместит легко таверна
Всех, кого дождь застиг.
Нравом и видом скверный
Владеет ею старик.
По пинтам вино разливает,
Мешая его с водой,
И в пойло его превращает
Угрюмый старик седой.
Лохматые брови нахмурив,
Спрячет монеты в схрон,
Запросто пьяных обдурит,
А после — вышвырнет вон.
На злато заморское падкий,
Он потчует щедро купцов:
Вина и закусок в достатке
На стол он поставить готов.
Мясо с душком, конечно,
Да пьяным гостям сойдёт:
С уксусом соль вперемешку
Падали вкус перебьёт.
Пойла купцы перебрали,
Трактир словно улей: гудят!
И хором требовать стали,
Чтоб песню им спел номад:
«Скажи, ты старик бывалый,
Не раз водил караван.
Верно, знают немало
Кочевники дальних стран?»
Так хором купцы кричали,
Но — в тот же самый миг —
Разом и замолчали,
Когда им пропел старик:
Песня номада
Флаги на мачтах реют
Чёрные, словно ночь.
Корабль смерти быстрее
По волнам уходит прочь.
Йо-хо-хо, и сундук мертвеца!
И череп вместо лица.
Верно, станешь богатым,
Коль дьяволу душу продашь:
Трюм переполнен златом.
Но грянет: «На абордаж!»
Йо-хо-хо, и сундук мертвеца!
Отведает сабля мясца!
Летит по волнам корабль,
А слава вперёд летит.
Но кто о них знает правду —
Навеки на дне морском спит.
Йо-хо-хо, и сундук мертвеца!
Отправили к праотцам!
Он стал грозой океана,
Зовётся «Ровером» он.
На нём сатана капитаном,
И монстр глубинный при нём.
Йо-хо-хо, и сундук мертвеца!
Один на двоих до конца.
Старик замолк на минутку,
Глянул в раздумье в окно.
Слушавшим стало жутко:
Не лезет уж в глотку вино!
На смех их поднял трактирщик:
«Чего испугались вы зря?
Я песню эту уж слышал,
И вот что скажу вам я.
В трактире моём побывало
Порядком людей, и от них
Я россказней слышал немало,
Не раз пересказывал их.
Ходят давно уж слухи
(Да только всё врут о том!)
О сыне Фортуны-шлюхи,
Что капитаном на нём,
На «Ровере». Всем известно —
Расскажет любой моряк —
Что лет уже, верно, двести
Он царствует в Южных морях.
Командует чёрт безрогий,
А кто говорит: скелет,
Его не берёт — ей-богу! —
Ни сабля, ни пистолет.
В команду, под стать капитану,
К себе мертвецов набрал:
Утопленников окаянных
Со дна морского поднял!
Плавать ему проклятьем
Ещё лет триста дано,
А после в пучины объятья
Уйдёт с кораблём он — на дно
И будет среди кораллов
В пучине морской лежать,
Летучим голландцем — слыхали? —
На золота зов восставать!»
Номад послушал немного
И сплюнул презрительно в пол,
Свою деревянную ногу
Купцам водружая на стол,
Похлопал по деревяшке
И громко провозгласил:
«Свидетель вот настоящий,
Что точно на «Ровере» был.
Когда б капитан мой славный
Услышал подобный вздор,
За то бы — с размаху! — саблей
И за борт — акулам на корм!
А то бы из пистолета
Пальнул. Такого вранья,
Скажу вам честно, как это,
Вовеки не слыхивал я!
О «Ровере» врут людишки!
Да я охлажу их пыл:
Лет десять уж точно с лишним
На «Ровере» боцманом был!
Соврать не даст деревяшка:
Из мачты того корабля —
Из старой «Ровера» мачты! —
Её и выстрогал я.
Когда бы хватило духу,
Поведал бы я о них —
О сыне Фортуны-шлюхи,
Да о годах былых».
Купцы его упросили,
Номад качнул головой
И, вид принявши спесивый,
Так начал рассказ он свой…