https://echo.msk.ru/blog/yudiv/2196992-echo/
Читая лучший учебник истории по письмам военного времени, нельзя не обратиться к «Живой памяти» — «Детям войны». Детям, родившимся незадолго до начала войны, ровесникам В. Высоцкого, как и тем, кто появился на свет непосредственно в трагические годы войны. Они учились читать по складам, читая похоронки, выживать, питаясь впроголодь. Печально, что Россия — одна из немногих стран, где до сего дня не узаконен статус «Дети войны».
Для нас, детей послевоенных лет, «Живою памятью» о войне, были фронтовики, возвращавшиеся с Великой Отечественной Войны, искалеченные, инвалиды. Их можно было даже потрогать, заглянуть в глаза, но о войне они рассказывали редко. Шорох подшипников самодельной деревянной тележки, выкатывавшейся из соседнего переулка, перекликался с шорохом подшипников наших самодельных самокатов и замирал. Мы стояли остолбенев. Перед нами — фигура чуть меньшего роста, чем мы, только без рук и без ног. Солдат катился по асфальту, отталкиваясь деревянными культями, под перезвон медалей, приколотых на гимнастёрке. Война в идеалистическом детском восприятии, ассоциировалась с геройством, приключениями, салютом, парадом и вдруг, обретала страшные черты. Это картина запомнилась в детском сознании настолько сильно, что само слово — война, приводило в содрогание омерзительностью деяний.
Всем из когорты «Живой памяти», включая ветеранов и инвалидов, уже много лет и жаль, что голосов их почти не слышно, чтобы пожалеть тех, кто, в дни празднования Победы, множит наклейки на автомобилях: «1941-1945 Можем повторить».
Левый глаз прикрыл, а правым вижу – Памяти отца танкиста
Львов. Каштаны. Первый день войны.
Танк отца пылает обездвижен,
И минуты жизни сочтены.
В копоти, осколках, задыхаясь,
два танкиста распахнули люк.
Разгребая наступивший хаос, —
Смерти оказалось недосуг.
Полз отец с механиком меж траков
В днища ближних танков колотя,
Чтоб открыли.
Подорожник плакал—
крупною росою, как дитя.
Карты местности —
в планшетах офицеров,
Рядовым не выдавали карт.
Видимо, решив:
Надежда, вера —
Лучшие помощницы солдат.
Весь в крови, по памяти, вслепую
вёл отец машины на прорыв.
Кроки карты мысленно стыкуя…
Справа взрыв, по центру, слева взрыв.
На чужбине нет родного крова,
Чтобы в просьбе голову склонить.
Польское не умоляет слово:
Prosz; pani, (заикаясь), pi;!
Мама и две маленьких сестрёнки
В этот час — у тыловых чинуш,
а во рту ни капельки, ни корки
и вопрос с издёвкой:
— Где твой муж?
При налётах с грузовых вагонов,
под бомбёжкой с детками — в бурьян…
Кто их вверг, десятки миллионов,
в «шапкозакидательский» обман.
Маму, посидевшую голубку,
Провиденья случай — пощади:
с дочерью, вцепившеюся в юбку
и малюткой, спавшей на груди.
Не привыкнуть к папиной обиде:
«Ты, сынок, запомни, наконец?
Справа встань! Чтоб я тебя мог видеть».
Говорил, когда мы шли, отец.
Нам – война? Блистанье фейерверка!
А отцу — Война, в который раз—
Докторами, сталинского ВТЭка,
Вывернув его пустое веко,
Каждый год найти пыталась глаз.