тонули в грязи проталин
наши шаги, а в мартовских
глазах - снег; белее эмали,
чтобы не видеть им старости.
тонул чистый лист в болотце,
силясь вцепиться в каждого,
когда, поперхнувшимся солнцем,
муза вдруг пеплом закашляла.
сказала, что всё - живи, мол,
чуждого много чувствовал;
привычка - не твой ложный идол,
только особенность вкуса, мол.
сказала, потом умолкла.
выскребу позолоту сам
с апрельской статичности - долгой
вынужденной позы лотоса.
хотелось смотреть на флоксы,
выцветшие от майского
тепла, словно не было вовсе
льда под белёсыми масками.
хотелось грустить и извне
видеть, как всё кончается.
но нам, проебавшим полжизни,
не о чем
больше
печалиться.