Я возвращался домой.
Колеса отстукивали:
- везем за так, везем за так.
В кармане лежал плацкарт -
можно было спокойно дремать,
или глазеть в окно.
А там расстилалась степь
ее перспектива наделяла
знакомые, в общем, предметы
неожиданным значением.
Перечисление утомляет,
скажу только, что
в степной перспективе
вековые деревья
гнулись и падали, и снова распрямлялись
под ударами незримой судьбы
(судьбы или ветра?).
А люди, добрые и злые
умные и глупые, самые разные,
издали казались одинаковыми
и их удобно было
любить и презирать.
Впрочем, если долго-долго,
всю жизнь
на всё смотреть издали,
то постепенно начинает казаться,
что нет у тебя другого дома
кроме этой невнятной равнины,
и нету другой родни
кроме этих людей.
А поезд всё гнал на юг,
и колёса всё наяривали
свою лживую песню о щедрости,
и далекая корова,
по львиному жадно,
припав к земле,
готовилась к прыжку.
1981