Кувшин был важен и не пил вино.
Так повелось в его роду издревле.
Рожденный серой глиною, давно
прошел огонь и воду, и деревню
пьянил во всякий день и рождество,
склоняя желоб к горлышкам бутылок.
Его опустошало торжество
и тягостная длительность поминок.
Он в осень набирался новых сил,
а к лету на плетне торчал уныло.
И на ветру тоскливо голосил,
да так, что у хозяйки сердце стыло…
Теперь в чулане пыль хранит нутром
никчемного, потресканного тела
в компании с обгрызенным кнутом.
Деревня безотрадно опустела.
Где наливался хмелем виноград,
стоят столбы кладбищенским укором.
Лишь маршал Водка правит свой парад
солдат села с туманящимся взором.
Спи, мой кувшин, последний могикан.
Колеблет ветер паутины полог.
Когда-нибудь, сквозь тьму веков и стран,
тебя разбудит нежно археолог.