изнасилованные подростки
видят на горизонте, где нет места людности
стаю грачей, этих плешивых, лаченых птиц,
пожирающих пшеничный обрыв нашей юности.
черные точки, мелькающие в боковом зрении,
переходящие трассу десяти пространственных измерений,
преследуют их в огнях свистающей магистрали
и в терпком запахе алкогольной весны
сутулые, изуродованные сущности нетленной аномалии
с тяжелыми костями и взглядами массой ядра гиперновой звезды,
весят, как капля с наперсток по ломкой наружности,
- капля крови, пролитая на французских переулках
в день восстания и смерти нашей юности.
кварталы, которые не обойти и в девять ночей,
сменяясь, шелестят, будто новенькие купюры.
земли погрязли в инфицированном воронье
с серебром во рту и зелеными под второй кожей их вздутой груди
с нашивкой на кожзаме "лавровый паладин",
но наши грудины далеки от них, - они ближе к бесплодной и жилистой Нут, -
на них произрастают, разрывая покровы, подсолнухи,
они прорывают грязь и шлам водосточных труб,
которые заменяли нам кровеносные маршруты
полные ухабов, перекрытий, мазута.
в наших ртах закат, под второй кожей - пустота,
не тронутая ни солнцем, ни ветром, чтобы не образовать зиготу,
- огни магистрали оказались огнями с болота,
в меланхоличном благоговении
мы смотрим вперед, мы смотрим вперед, мы смотрим вперед,
мы видим знамение