Удержаться у самой кромки, где город — тих,
где белеют небесно-белые небеса,
где скули и тянись — до белого — не достать,
где небелый, памятный город — тих.
Зацепиться за всё, что лишнему невдомёк —
за цветных оборок пёструю болтовню,
за стрекозьим утром — ветреное "люблю" —
за небелый, памятный город, что так далёк.
И пока цепляешься — падает всё вокруг,
вот стена зашаталась — кто же её вернёт?
И пока цепляешься — кожа белым цветёт,
и пока цепляешься — ширится, ширится круг.
И уже не важен радиус и охват,
и куда приходится острый край —
а горело б ясно горе — гори-сгорай —
не ходила бы с ясным горем беда-суха.
А горит не горе, горит чего — глянь, гляди —
глянь, гляди, летят красные журавли;
глянь, гляди, покраснело озеро у болот;
глянь, гляди, да кто ж её разберёт......
Милый, как я боюсь называть войну.