В самом начале моей книги,
Хочу я всех предупредить:
Рассказ сей не простая сказка,
Он боль вам может причинить.
Помимо множества трагедий,
Детоубийства есть там грех…
Поймете все, когда прочтете.
Да… эта книга не для всех.
*
Величие слов и рифмы чти.
Себя, в читатели зачти,
Меня, вниманием почти.
За труд напрасный не сочти,
Поэму ты мою прочти.
Не сомневаюсь я, почти,
Ты не раскаешься, учти.
**
Жизнь наша искрой пролетает
В пространстве меж добром и злом,
В извечном их противоборстве,
Мелькнет, чуть осветив излом.
И надо быстро разобраться,
Все очень трезво оценить,
Чтоб сторону занять у правды,
Душой под Божьим светом быть.
И, если даже заблудился,
Забредши в дьявольскую тьму,
Силы найти признать ошибку,
Вернуться к Богу своему.
Пусть будет голодно и трудно –
Воспринимать все, как урок,
Думать, трудиться и стараться,
И, несомненно, выйдет прок.
Не опускаться до обмана,
Не брать чужого никогда,
Чтоб ложь не шла волной по свету,
Ведь рядом с ней всегда беда.
Примером исцелять заблудших,
И выводить из тьмы на свет.
Терпение нужны и силы,
Подчас покажется, их нет…
За душу каждую бороться,
Не ждать награды от небес,
Тогда утратит свою силу,
Ищущий души жадный бес.
Чем больше душ спасем всем миром,
Тем меньше будет сил у тьмы,
Беды на свете станет меньше,
Быть может… жизнь, увидим мы.
Но многие про Бога вспомнят,
Лишь когда к ним придет беда,
Как от волшебника ждут чуда…
Бог в сердце должен быть всегда.
Не человек он, не волшебник,
Хоть чудны все дела его, –
Он весь наш Мир, его порядок,
И все мы в нем, до одного.
Способ один для всех есть в Мире
Горе не видеть, бед не знать:
Жить только по законам Божьим,
Не красть, не врать, не убивать.
***
В один обычный день февральский
Церковный служка брат Андрей
На воздух выйдет за дверь храма
Навстречу участи своей…
***
Зима на юге не сурова,
Недолговечен рыхлый снег,
С утра лежит, но солнце снова
В грязь превратит его в обед.
На голубом небесном фоне
Сияет купол, на нем крест
И льются звуки с колокольни
Над крышами домов окрест.
У храма кто-то покрестился
И поклонившись, внутрь вошел,
Людей внутри было немного,
Здесь каждый со своим пришел.
Чтобы поставить Богу свечку,
Его защиты попросить,
Для душ усопших – упокоя,
Живым – во здравии чтоб быть.
Кто просит ладности с супругом,
Чтоб бросил пить и бросил бить,
Кто сил перед грехом соблазна
Пришел в который раз просить.
***
Собрав с подсвечников огарки
На переплавку их отнес.
- Может еще, что нужно сделать?
Задал он батюшке вопрос.
- Нет, сын мой, ничего не нужно.
Сказал ему отец Ефим.
- Певчих сестер хор соберется,
Может, что нужно будет им.
Андрей, уж месяц был при храме.
В жизни мирской скатившись вниз,
Уже летел куда-то в бездну,
Но вдруг на волоске повис.
***
Когда-то был Андрей студентом,
Был дом и мама, и отец,
Но очень быстро жизни ладной
Пришел негаданный конец.
В огромном городе учился,
Хотел врачом-хирургом стать,
Вначале шла учеба ровно,
Но было трудно успевать.
Родители вдвоем старались,
Хотя и были из простых,
Дабы помочь родному сыну,
Чтоб был не хуже остальных.
Огромный, модный, серый город,
Реки машин, скалы домов,
К себе мальчишку приручали
Дверь приоткрыв в страну грехов.
Сосед по комнате с Андреем,
Был сын богатых, наркоман,
По жизни баловень ленивый
Легко идущий на обман.
Волей-неволей с ним общались,
Гуляли вместе иногда,
Андрей старательно учился,
Экзаменов пришла пора.
Пора всенощного зубрения,
Семестр, экзамены, зачет.
Проверка знания студента,
Всего, что пройдено учет.
***
Сосед однажды, придя поздно,
Андрея с книгами застал
И тот с опухшими глазами,
В дремоте носом вниз клевал.
- Есть средство, друг, чтоб быть бодрее.
На, если хочешь, испытай.
Здесь все сидят на них, смелее.
Давай, не бойся, принимай.
- Это наркотики, скажи мне?
- Расслабься, это ерунда!
Глотают жменями их в клубах,
Чтоб дергаться там до утра.
И взял Андрей эту таблетку,
Переступил через рубеж.
Еще не раз употреблял их,
Был очень бодр, но не свеж.
Сдал сессию почти отлично,
Дома каникулы провел,
Мать и отец были довольны
И мир гармонию обрел.
Вернулся, началась учеба.
Предметы, лекции весь день,
Все было ясно и понятно,
Но собиралась над ним тень.
С соседом стал плотней общаться,
Ходили в клуб на выходных,
Таблетки принимал все чаще,
Был редким день теперь без них.
Танцы, веселье, эйфория,
Вино, доступный женский пол
Его тянули и манили,
Он с головою в них ушел.
Ушел он в это с головою,
Голову где-то потеряв
И начала страдать учеба
Из-за его хмельных забав.
***
Другую сессию сдал плохо,
Чем мать изрядно огорчил
И на каникулах был хмурый,
Места себе не находил.
Родители переживали:
- Что-то с Андрюшенькой не то…
- Вдруг из-за девушки страдает.
- Мне говорит, нет никого.
- Что-то случилось, а сыночек?
Он, улыбнувшись, промолчал.
Они ему руками машут
И вдаль плывет в окне вокзал.
Был даже рад встрече с соседом,
Вновь завертелась круговерть,
Тусовки, девочки, таблетки.
Когда учиться тут успеть…
В один из дней сосед Андрея
Привел его в «особый» круг.
Средство познать, куда сильнее,
Случай представился не вдруг.
- Давай, Андрей, хоть раз попробуй,
Ведь в жизни все нужно познать.
От одной дозы не подсядешь,
Иль мне отдай, всем наплевать.
Предчувствие безумной птицей
Забилось словно в клетке в нем.
Предстала мать перед глазами,
Что вечно молится о нем.
«Зачем все это мне, опомнись?!»
Заспорил кто-то с ним внутри.
«Я только раз, лишь познакомлюсь.
Все будет хорошо, смотри…»
«Ведь не естественно все это,
Пока не поздно, уходи!»
«Всего лишь раз, ради познания,
Один разок. Ну, не нуди…»
И дернул черт его склониться
Над зеркалом и порошком.
Ох, сколько раз себя увидит
Он в этом зеркале потом.
Вмиг изменились ощущения,
Но он чего-то больше ждал.
Утратив времени значенье,
В кругу «особом» он блистал.
Все жизни знанием делились
И говорили ни о чем,
Все были на вершине Мира,
Проблемы были нипочем.
***
Следующий день опять учеба.
Четыре пары, семинар,
Он чувствовал себя прекрасно,
Отсутствовал хмельной угар.
Но где-то в дальнем подсознании,
Его тянуло вновь познать
То неземное ощущение
И до конца его понять.
- Как самочувствие, коллега?
С улыбкой спрашивал сосед.
- Да все прекрасно, я в порядке,
А, ничего такого нет?
- Вообще-то нет, но взять не сложно,
Всего лишь нужно позвонить.
Но, это будет стоить денег.
Что, очень хочешь повторить?
- Не то что очень, но не против.
А ты что, нет?
- Ну почему? Я тоже «за», но денег мало.
- Да я найду. - Ну, я звоню.
Вновь в зеркале запорошенном
Себя увидел наш Андрей,
С силой вдохнув в себя кристаллы,
Ворвался в ночь пучком огней.
Волна невиданного счастья
Его к вершине вознесла
И откатившись, отпустила,
Он падал вниз словно звезда.
Опять в блаженной эйфории
Время несчитано прошло,
Угасли чуда ощущения,
Чувство обычное пришло.
И с каждым разом это чувство
Их начинало напрягать,
Хотелось вновь одевши крылья
Над «темными» людьми летать.
Но порошок – болезнь богатых,
Не по карману нищете.
Возможность есть успеть привыкнуть
И жить с мечтою в маете.
Потом, чтоб экономить зелье,
Дело дошло и до шприцов…
Жизнь превратилась в вечный поиск,
Он стал на путь конца концов.
Ведь экономилось лишь зелье,
А человек скорей сгорал,
Эффект усилив многократно
Себя быстрее убивал.
И блеск от первых ощущений
Уже забылся им давно.
Упрямой силой его гнуло,
И ныло все его нутро.
Цилиндр шприца раствор заполнит,
Кристаллов сжиженных огнем
И туго поршень вверх отходит,
Пространство, открывая в нем.
Словно курок взведен теперь он,
В затворе доза залегла,
Кубы отмерены шкалою
И целит острием игла.
Трубопровод сожмет резинка
И в вену врежется игла,
Контроля каплю, поршень втянет,
Густую будто бы смола.
Ценой себя раствор подкрасив
В ней растворится без следа,
Подобно всем на тот путь ставшим
И сгинувшим в нем навсегда.
Жгут сброшен, палец жмет на поршень,
Игла заряд впускает в кровь,
Взлет с долгожданною волною,
В бездну паденье вновь и вновь.
И ломка каменной плитою
Сползет с чуть сгорбленной спины,
Слегка подрагивают пальцы,
Тошнит приятно, нет слюны.
Не хочется про завтра думать,
Про поиски и суету…
Полет во власти ощущений
Во мрак, во тьму и пустоту.
А завтра – бег по лабиринту,
Денег найти, купить, сварить,
Чтобы людьми побыть немного,
Чтоб мрамор ломки разломить.
***
В один из дней с пустым карманом,
Сосед идею предложил:
- Знаю я деда, ветерана,
С ним по соседству раньше жил.
Весь в орденах старый вояка,
Зачем они ему теперь
И, кому сбыть медальки знаю.
Все будет хорошо, поверь.
Хотя и знал, что это плохо,
Не все мозги ведь проколол,
Но было так невыносимо,
Что он на это все ж пошел.
Когда входил старик в квартиру
Они вломились вслед за ним,
Поставив кляп, связали деда
И взяли все, что нужно им.
Взять удалось немного денег,
Много медалей, ордена.
Их на войне давали редко,
Но была долгая война.
Пару колечек обручальных
В вазе еще нашел сосед,
Слезы текли из-под повязки,
Под звон реликвий плакал дед.
Он вспомнил вдруг, как эти кольца,
Со звоном в блюдечко легли,
В тот день, с женой, ныне покойной,
Семьей их в загсе нарекли.
И службу в полковой разведке,
И, как за линию ходил,
Сколько был ранен и контужен,
Сражаясь из последних сил.
Ковал, как все нашу победу,
Таскал для штаба языков,
Искал он точки огневые
Замаскированных врагов.
Помнил за что, он каждый орден,
Кем и когда дана медаль
Хоть многое уже забылось,
Светла та памятная даль.
И вот, в своем тылу он схвачен,
Своими же затоптан в грязь,
Жаль, силы нет, чтоб порвать путы,
В плен бы не брал он эту мразь.
На выходе спросил соседа:
- Может, развяжем старика?
- Да черт с ним. Отвечал коллега.
Не пропадет наверняка.
Уже на улице покоя
Андрею не давал старик,
Сосед был весел и улыбчив,
Андрей же головой поник.
И распрощались в переулке,
Один пошел сбывать добро,
Другой решил назад вернуться
«И будь что будет – все равно».
И вовремя он возвратился,
Старый солдат уж отходил,
С разбухшим кляпом задыхался,
Глаза к подлобью закатил.
Все обучение медицине
Андрею пригодилось вдруг.
Вернул он старика обратно
Не малый пережив испуг.
И убедившись, что дед в норме
Тут же оттуда убежал.
Свое разоблачив обличие
Он понимал, что рисковал.
Но на душе стало чуть легче,
Он знал, что сгнил не до конца,
Был рад, когда сменил румянец
Бледность солдатского лица.
***
Напарник вечером вернулся,
Сдав по дешевке ордена,
С Андреем дозой поделился
- Что такой мрачный, старина?
Кубов быть может тебе мало?
Нагнали дозу мы с тобой.
Солома есть, вари коллега,
Еще раз вмажусь я с тобой.
На маке провели неделю,
Не по карману героин,
Расширив в знаниях пробелы,
Пропуски ставят в журнал им.
Однажды столь дурную новость
Андрей от местного узнал:
«Дед ветеран, вояка старый
С инфарктом в клинику попал».
« - У моих предков мент знакомый,
Сказал: Важнее прочих дел
Найти налетчиков на деда.
Что поднят весь его отдел».
Везде есть он, - осведомитель,
Чтоб дальше преспокойно жить
Готов он все, что только можно
В личный покой, как в фонд вложить.
Клубок не хитрый, нервный опер
Распутал вскоре без труда,
Кто-то с медалью засветился,
Все слив, что знает, как всегда.
И вот, уже через неделю
С утра стучатся в двери им,
Смысл визита объясняют
Едва проснувшимся двоим.
При обыске кольцо находят,
Что утаил хитрец сосед,
Шприцы и зеркало в разводах…
Да, отпираться смысла нет.
***
Бескрайней воли светлый запах
Спертый дух клетки заменил,
Ломка, допросы, униженье,
Как в страшном сне он в этом был.
И лжи трусливого соседа
Он был совсем не удивлен,
Мол: «Это все Андрей придумал,
Я не в себе был, опьянен».
Узнали цену адвокатов,
Дом заложили в банк под долг,
И здесь не вышло без отката,
Чиновник за процент помог.
Платили операм и судьям,
Чтоб срок условный получить,
Очень помог старик-вояка,
Что попросил его простить.
Не пожелал душе заблудшей
Душе-губительных оков,
Дед, Иванов Иван Иваныч,
Тот обладатель орденов.
Так чудом избежал тюрьмы он,
Пришел домой побитым псом,
Но беды быстро не уходят,
Проблемы начались с отцом.
С тяжелой слег отец болезнью,
Лечили, где только могли,
На операцию решились
И увеличили долги.
Кредит, который взять не трудно,
Жизнь заставила их взять,
Проценты, как петля на шее
И очень трудно ее снять.
Он, как капкан придуман кем-то:
Раз, вовремя не заплатил,
Считай, что съел кусочек сыра
И механизм запустил.
На время стало отцу легче,
Дал с облегчением вздохнуть,
Но через год внезапно умер,
Под плачь ушел в последний путь.
И мама в безутешном горе
Сама ходила не своя,
И он от страшного удара
Долго не мог прийти в себя.
А жизнь свое берет помалу,
Вдаль не пробиться без потерь,
Проблемы нажиты большие
И с ними жить нужно теперь.
***
Мама работала в больнице
При хирургии медсестрой,
Андрей весь год пахал на стройке,
Ведь был здоров и молодой.
Большой кредит с трудом платили,
А малый, на свой риск и страх,
То не могли, то забывали,
Он рос, как тесто на дрожжах.
Его платить сил не хватало,
Счета, платежки и пеня,
Петлю на горле им сжимали,
Жизнь осложнив день ото дня.
Бездушный женский голос банка,
Звонками долго доставал,
Решить вопросы по-другому
Он им прозрачно намекал.
Стали платить, но оказалось,
Что платят вспененный процент,
Подумав, на большом кредите
Посильный сделали акцент.
Коллекторам долги банк продал
И те взялись за них всерьез,
Звонили маме среди ночи,
Записки с текстами угроз…
Андрей, однажды взявши трубку
Круто с нахалом говорил
И отцепиться от них с мамой,
Как показалось, убедил.
Но это только показалось,
Средь ночи загорелся дом,
Его сосед, рискуя, вынес,
А мать так и осталась в нем.
Едва Андрея откачали,
За малым он не угорел,
Стал рваться в зарево пожара,
Маму свою спасти хотел.
Кричал он, падая в безумстве,
В огне сгорала его часть...
Глаза, читающие мысли,
Оплот, что не давал упасть.
Сгорало материно сердце,
Что билось лишь ради него,
А кто любить может, как мама,
Нет в целом Мире никого.
Те руки, что с рожденья помнил,
Добрее и теплей, их нет…
Сидел он возле пепелища,
А в небе расцветал рассвет.
И осветило солнце угли,
Жизни, теперь уже былой.
…Был под родительской опекой
И с кровлею над головой.
Вмиг стал он круглым сиротою
И без кола и без двора,
Познать вкус жизни за чертою
Настала для него пора.
***
Пожар случайностью признали,
В оплошности их обвинив,
А то, что маме угрожали –
«Не доказуемый мотив».
Банк завладел тем, что осталось,
Участком небольшим земли,
Андрея же без документов
Везде пинали, как могли.
Чтоб справку взять для новой справки,
Нужно еще две принести.
От тяжбы этой нескончаемой
Андрея начало трясти.
Дав уголок ему в сарае,
На время приютил сосед,
С ним вечерами выпивали,
Чтоб не сойти с ума от бед.
Перечень разных документов
И с голограммою и без
Был, как скалистая вершина
К которой он упрямо лез.
Но где-то, не дойдя немного
Андрей сорвался с высоты,
Упав на дно во мрак запоя
Прочь от проблем и суеты.
Дешевой брагой обезболив
Страшного горя злую боль…
У хлебосольного соседа
Кончался хлеб, - осталась соль.
Жена его, на пару с тещей,
В психушку вскоре упекла,
Андрея же, взашей погнали,
Жизнь в новом русле потекла.
***
Брел он чудовищем косматым
По улицам бог-весть куда
И голод обострял инстинкты,
Ему мерещилась еда.
В толпе вокзальной, у столовых
Он пропитание искал,
Агрессию от конкурентов
Не раз на шкуре испытал.
Ночи в заброшенных подвалах
И в паутине чердаков
Сменяли дни в миру хождения,
Ведь бытия закон таков.
Монету кто-то даст бродяге,
Объедков кинет общепит,
Блеснет в глазах надежда счастья,
Бродяга счастлив, если сыт.
Но воровать, кого-то грабить
Мысль ни разу не пришла,
Покорно нес он свое бремя,
Доброй душа его была.
Средь голубиного помета,
Забившись в угол чердака,
Был на седьмом небе от счастья
От половинки пирожка.
Не в силах справиться с течением
Он щепкой плыл куда-то в нем,
А жизнь законов не меняла,
Все также ночь сменялась днем.
За летом наступила осень,
Добавилось ему проблем,
Кончался год, к зиме шло дело,
А он был не готов совсем.
Пальто на свалке обнаружил,
С прожженной дыркой на спине,
Виды видавшие ботинки
И был находкам рад вполне.
Дни пеленою проплывали:
Урвать кусок, залечь в норе,
Завидовал он псам дворовым
С пайком и в теплой конуре.
***
Холод загнал на теплотрассу.
Зима по графику пришла,
Ему подобных было много
Теплом спасающих тела.
Словно огромный бур железный
Со дна весь ил и грязь поднял
И в одно место эти сливки,
Пугая холодом, согнал.
Коль все же это были люди,
Им сбиться в общество пришлось,
Где есть элита и законы
И здесь без них не обошлось…
В иерархии этой мудреной
Он занял самый низший пост
И был обязан всем делиться,
Древний закон суров и прост:
Все, что добудет, он был должен
С элитой местною делить
И лучше даже не пытаться
Любую мелочь утаить.
Закона местного машина
Могла жестоко наказать:
К теплу подход может закрыться,
А могут долго избивать.
Взамен из многих соц-гарантий
Претендовать он мог на две:
Короб из толстого картона,
Заветный метр на трубе.
Любого общества элита
Сочтет счастливой ту судьбу,
Которая дает возможность
Им контролировать трубу.
Были и бонусы, стараясь
Их можно было получать:
Из целлофана дадут полог
И в очередь позволят стать.
В том обществе немного женщин,
Верней подобия от них,
Давали их только достойным,
Чтоб был мотив для остальных.
Привязанность не поощрялась.
Чтоб понапрасну не страдать,
Когда объект тепла и страсти
Наутро должен ты отдать.
Тех, кто похож на женщин больше,
Боссы держали при себе,
А те гордились этим очень
И не противились судьбе.
Мечтали многие на волю,
Уйти когда придет весна,
Но приживаясь, оставались,
Весна ведь не для всех красна.
Модель обычная, людская,
Искажена под призмой дна:
Хоть много бедняков средь нищих
Элита все же быть должна.
И в круговой этой поруке
Законов дна не поменять,
Метром трубы, своей коробкой
Никто не хочет рисковать.
***
Так пол зимы уже прожил он,
Был целлофан над головой
И Зину с синяком под глазом
Он приводил под полог свой.
Однажды счастье улыбнулось,
Стоял у церкви он тогда,
Услышал Бог его молитвы,
Зажглась счастливая звезда.
Звон колокольный разливался,
Блестели храма купола,
Женщина взгляд свой задержала,
Купюру молча подала.
С самым высоким номиналом,
Таких давно не видел он,
Дар речи, потеряв на время,
Лишь молча сделал ей поклон.
И запах женщины забытый
Забитым носом уловил,
Цветами дивными запахло,
Запах ее с ума сводил.
А женщина была красива,
Не молода и не стара,
Бутон с годами ставший розой,
Цветенья крайняя пора.
Глаза смотрели неотрывно
И губы шевельнулись вдруг,
Он вышел из оцепененья
Невольный пережив испуг.
Заговорила с ним особа,
Все наяву, это не сон!
И голос нежный, как из сказки
Сквозь колокольный лился звон.
- Ты так похож на человека
Оставившего этот свет,
Он смыслом был всей моей жизни,
Теперь его и смысла нет.
Помойся, подстригись, побрейся,
Я на тебя хочу взглянуть.
Быть может Бог в твоем обличии
Хоть образ мне решил вернуть.
Сюда опять приду я завтра,
Чтобы увидеть вновь тебя,
Надеюсь, не пропьешь ты деньги,
Да правильно поймешь меня.
И зашагала быстро дальше,
А он контуженный стоял,
В реальность случая не веря,
Купюру в кулаке сжимал.
***
«Сначала надо сходить в баню…»,
Но так хотелось ему есть,
Что он отправился на рынок,
Купив еды, решил присесть.
Чтобы поесть – нужно работать,
Чтоб мочь работать – нужно есть,
Дает возможность этот цикл
Осознавать себя: «Я есть».
Нашел укромное местечко
Чуть отошедши за забор,
Коллег по цеху не заметив,
Их злобный и завистный взор.
До слез был мяса вкус приятен,
С картошкой в теле пирожка
И молоко с ума сводило,
Он даже переел слегка.
Встал, собираясь идти мыться.
Поздно беду почуял он…
Был представителем элиты,
Нищей пехотой окружен.
Избили, отобрали деньги,
На теплотрассу отвели,
Там снова били, унижали
И не давали встать с земли.
В том обществе на теплотрассе
Тоже имелось свое дно,
Клочок земли рядом с трубою
Для тех, кому уж, все равно.
Отбросами они считались,
Как черви спутались в клубок,
Что среди них лежать он будет
В ужасном сне лишь видеть мог.
Тяжелый запах аммиака,
Давно не мытых, серых тел
Его в себя прийти заставил,
Он тут же вырвал все, что ел.
Средь них на холоде очнулся
И понял, что он на дне дна,
С трудом побрел ногой хромая,
А в мыслях только лишь она.
***
Из церкви вышла та же дама,
Перекрестившись вдаль пошла,
Средь многих лиц одно искала,
Но так его и не нашла.
Вернулась и прошла обратно,
Стояла скромно в стороне,
Губы дрожащие шептали:
- Прости родной, так плохо мне.
Оставил ты меня одну здесь,
А сам летаешь в небесах,
Твой взгляд вчера я разглядела
В бродяги бедного глазах.
Прости за то, что показалось,
Сама уже я не своя,
Нет облегчения в молитве,
Быть с тобой рядом хочу я.
Пошла вперед не обернувшись
Словно в тоннеле напрямик,
А на другом конце аллеи
Андрей фигуркою возник.
Он еле шел ногой хромая
По следу призрачной судьбы,
Бога молил, чтоб обернулась,
Но не услышал он мольбы.
Так и исчез в конце аллеи
Печальной дамы силуэт,
Андрей присел к забору храма.
Идти, кричать, уж силы нет.
***
Назад на трассу возвращаться
Он ни в какую не хотел,
Хоть ночью тут он мог замерзнуть,
«Ну что ж, таков, знать мой удел».
Погас последний луч надежды
Когда исчез тот силуэт
И жить не хочется, как прежде,
Ни воли, ни желанья нет.
Так и сидел он под забором
Вплывая в мыслимую даль,
А черное сукно земное,
Белым покрыла снега шаль.
Устав смертельно от событий
За сутки, что он пережил,
Забывшись в дремоте желанной
Он медленно глаза закрыл.
Важный инстинкт самохранения
Словно прибор был отключен,
Мысли несли его в былое,
Он весь был ими увлечен.
Светлые лики его близких
Мелькали искрами во мгле
И он пытался разглядеть их,
Или представить их себе.
Темно, безлюдною аллея
У церкви стала уж давно,
Андрей был к жизни безразличен
И жизни было все равно.
Холод своим новокаином
Боль от побоев растворил,
Лицо, как будто улыбалось,
Ресницы снег ему слепил.
Легкий мороз, немного снега
Ему давали выжить шанс,
Но только вот, тот шанс заветный
Нужно использовать сейчас.
Но он его не замечает,
Витает где-то в облаках,
А тело тихо остывает,
Не тает снег уж на руках.
В глубинах памятных коснулся
Своей дрожащею рукой
Тепла родительской опеки
Под кровлею над головой.
Но сердце не забилось чаще,
Холод добрался до груди.
Застыть и в мысли воплотиться
Лишь перспектива впереди.
***
Калитка церкви затворилась
Ржавыми петлями скрипя,
Фигура храму поклонилась
Знамением освятив себя.
Снежинки рясой подметая
Сверху которой пуховик,
Хрустя подошвами по снегу,
Пошла от церкви напрямик.
Весь божий день служивши Богу,
До дому шел отец Ефим,
Вел службу своему приходу,
Святым отцом являясь им.
Любили люди его службы,
Ходили все, и стар и млад.
Мог выслушать отец любого,
Помочь посильно был всем рад.
О дне грядущем шел и думал,
Ведь жизнь в миру не без проблем,
Печально на душе и горько,
Когда помочь не можешь всем.
Замедлил шаг и обернулся
Взгляд устремивши на забор,
Белого ангела фигурку
Во мраке будто видит взор.
Казалось, ангелок крылатый
Склонивши голову стоит.
Вглядевшись лучше, сразу понял,
Что это человек сидит.
Снегом совсем запорошенный.
«Похоже здесь уже давно,
Свой путь закончить под забором,
Видно бедняге суждено».
Быстро приблизился: «Холодный».
Но пульс, хоть слабый еще был,
Долго не думая на плечи
Он тело легкое взвалил.
Опять калитка проскрипела,
В светелке вспыхнуло окно,
Теплый кагор и растирание
И сердце нужный ритм взяло.
Забилось снова с прежней силой
По телу прогоняя кровь,
Теплом и силой наполняя
И к жизни возвращая вновь.
Три дня выхаживал Андрея,
Растирки, молоко и мед,
Был парень слаб, застыл не слабо
Боялся очень, что умрет.
Но молодость большая сила,
От смерти ускользнула все ж,
Гусиный жир, чаек с малиной
И стал он на себя похож.
Бульон куриный, апельсины
В келью отец ему носил,
Румянец щек его коснулся,
Взгляд о здоровье возвестил.
***
Трудом и долгою молитвой
Ефим, Андрея отстоял,
Пока старуха зазевалась,
У смерти он его украл.
Часто с Ефимом вечерами
Беседы долгие вели,
Отец, узнав все про Андрея
Сказал, что: - Бесы довели.
Так вот остался он при церкви,
Где нужно что-то, - помогал,
Почистить двор, помыть ли окна,
Так и церковным служкой стал.
Жил с удовольствием в той келье,
Куда принес его Ефим,
Был очень скромен и отзывчив
И все довольны были им.
И он был очень всем доволен,
В келье был стол, была кровать,
Где он, привыкший уж к коробке,
Как человек мог вволю спать.
И видеть мир через оконце,
Питаться скромно, но всегда,
Быть нужным и полезным людям
И жить под кровом в холода.
На отражение в окошке
Часто подолгу он смотрел,
Видя себя в ином обличии
И счастью верить не хотел.
Забылись запахи и страхи
С которыми он жил на дне
И целовал он Богоматерь,
Лики святых, что на стене.
Все ему было интересно,
Он познавал церковный быт
И засыпал он помолившись,
За то, что был в тепле и сыт.
Молился и за папу с мамой,
У них прощения просил,
Ведь он, поддавшийся соблазнам
Всю жизнь их под откос пустил.
Родители ему приснились
В святую ночь под Рождество,
По голове его погладив,
Сказали: «Рады за него».
Проснулся весь в слезах, счастливый,
Знал, что прощенье получил,
Решил служить до гроба Богу,
Творить добро сколь хватит сил.
***
…Дверь приоткрыв, вышел из храма,
Решил по дворику пройтись,
Поклон отбил, перекрестился,
Взгляд устремив куда-то ввысь.
Бескрайний, синий купол неба
Чернило множество ворон
Ведущих себя как-то странно,
Стал наблюдать за ними он.
Птицы кричали и клубились
Словно живой водоворот,
Вокруг одной носились с криком,
Удар и снова разворот.
И бедолага уклоняясь,
Пыталась вырваться от них,
Но те ее не выпускали
Из-под опеки ни на миг.
Теряя высоту и силы,
Буд-то хромая на крыло
Птица отчаянно боролась,
Но ей упорно не везло.
Вдруг, улучив момент заветный
Она рванула на прорыв,
Крича и хлопая крылами
В синий просвет взор устремив.
А общество гналось за нею
Меж крон деревьев вниз и вверх,
Сильны усталость и побои,
Ей не сопутствует успех.
Андрей себя на дне вдруг вспомнил
И с птицей той отождествил,
Противный запах аммиака
Буд-то бы носом уловил.
Вспомнил, как всеми был отвергнут
И, как был обществом избит,
Сверкнул во мгле самосознания
Пронесшийся метеорит.
Влево и вправо уклоняясь,
Птица то вверх, то вниз неслась
И с громким криком возбужденья
Вся тьма ворон за ней гналась.
И загоняемая стаей,
Крест зацепила вдруг крылом,
Словно споткнувшись обо что-то,
Вниз полетела кувырком.
Тут же шарахнулись собратья
И начали вокруг кружить,
На землю сесть намеревались,
Клювами дело довершить.
А птица, стукаясь о ветки,
Упала черной точкой в снег,
Глаз у нее блестел, как жемчуг,
В нем отражался человек.
***
Склонившись прямо над несчастной
С одним желанием: «помочь»,
Застыл над ней он на мгновение
Не в силах ступор превозмочь.
На вид, обычная ворона,
Затрепетало сердце вдруг,
Так близко их не видел раньше,
Душой почувствовал испуг.
Зеркально-черный бархат перьев
Мощное тело покрывал,
И острый клюв, чуть приоткрытый
Красный язык в себе скрывал.
Лапы с когтями в грубой коже,
Подобны пальцам Сатаны,
Глаза на бусинки похожи,
Так же, как камень холодны.
Присутствие нечистой силы
Он стал вдруг кожей ощущать,
Ему хотелось удалиться,
Он поспешил быстрее встать.
И глядя вниз с ветвей, притихло
Все остальное воронье,
Десятки глаз глядят на жертву,
Почти ясна судьба ее.
А та, крылом пошевелила
От боли увлажнив глаза,
Веко смахнуло что-то с глаза,
Блеснула под лучом слеза.
Только собрался шаг он сделать,
Чтобы уйти оттуда прочь,
Еще раз глянул в глаза птице,
Глаза молящие помочь.
И все списав на предрассудки
Он в свои руки ее взял,
В теплых ладонях заключая,
В родную келью зашагал.
Спасенная лежала тихо
В теплых руках глаза закрыв,
Предчувствия его былые
Враз притупил добра порыв.
Не мог Андрей ее оставить
В снегу с пораненным крылом,
Хотя, желание убраться,
Столь явно пробуждалось в нем.
Не так давно спасли Андрея
И мимо он не смог пройти,
Ведь стая птицу бы убила,
Не попадись он на пути.
***
Крыло пораненное к телу
Он плотно тряпкой привязал,
А ворон не сопротивлялся,
Буд-то бы смысл понимал.
Ящик от фруктов из пластмассы
Ветошью гостю застелил,
Кусочек хлеба положил там
И в блюдечко воды налил.
Для птицы кров приготовляя,
В слух разговаривал Андрей:
«Ты не снимай с крыла повязку,
С ней ты поправишься скорей».
Ворон смотрел спокойным взглядом,
Буд-то слова все понимал,
Клюв опускал к груди и снова,
Взгляд на Андрея поднимал.
На миг Андрею показалось,
Что ворон вроде бы кивал
И благодарность за спасение
Ему вот так вот выражал.
Встряхнувшись и перекрестившись
Андрей те мысли отгонял,
Но то, что ворон необычный
С первых минут как будто знал.
Ведь его что-то напрягало,
Звало убраться за порог,
Душа пред птицей трепетала,
А он понять ее не мог.
Выйдя из кельи, шел он к храму,
Узнать там, нет ли каких дел
И всей душой почуял легкость,
Словно на крыльях он летел.
Дел оказалось ни так много,
Но возвращаться не спешил,
В себе пытался разобраться,
На предрассудки все грешил.
***
Лишь с темнотой он в дом вернулся,
На месте ворона застал,
Выключил свет, зажег лучину,
Святым молиться тихо стал.
Тут гость, как будто мирно спавший,
Пошевелился вдруг слегка
В черных глазах его плясали
Одной свечи два огонька.
Смотрел он, как бы с интересом
На весь Андрея ритуал,
А свет свечи боролся с мглою
И с тенью на стене плясал.
В том представлении светотени,
Что заплясало на стене,
В черном плаще чью-то фигуру
Андрей смог различить вполне.
Как человек с огромным носом
Опершись на забор стоял.
Задув свечу и свет включивши
Он представление прервал.
И легкий холодок на коже
Андрей реально ощущал,
Мысли звенели, как сирена,
Он за мгновение устал.
Ворон присел, забился в угол,
Глаза блестящие закрыл,
Андрей же, завершив молитву,
Лежал и света не гасил.
***
Рано проснулся он одетый,
Свет лампы растворил свет дня,
Ворон сидел на дне коробки
Глазами умными глядя.
Водой холодною умылся,
Что в умывальнике была,
Став на колени, помолился
Во имя мира и добра.
Покушать плотно не хотелось,
Пил молоко и хлеб вкушал,
На мир смотрел через окошко,
С улыбкой новый день встречал.
Вышел во двор еще пустынный
И стал Ефима поджидать.
Там во дворе дышалось легче,
Лишь это точно мог понять.
***
Обычный день, один из многих,
Он был везде, где нужен был,
Но чувство странное тревоги
Весь этот день в себе носил.
Вот день прошел в трудах привычных,
Нехотя к дому он пошел
И к удивленью с облегчением
Гостя он в доме не нашел.
Лежала в ящике повязка,
Не тронут был и хлеб с водой,
Искал его везде по дому
И тихо спорил сам с собой.
Один внутри был рад пропаже,
Другой, стыда познал печаль
За дрожь душевную пред птицей,
Которой никому не жаль.
Стыд был за то, что колебался
Птице страдающей помочь
И, что понадобилась воля,
Чтоб страх душевный превозмочь.
Нигде ее не обнаружив,
Он сел задумчив у окна,
Увидел форточку открытой.
«Она закрыта ведь была!»
«Может средь дня зашел кто в келью
И птицу чем-то напугал?»
Сидел себе под ноги глядя
И о пропаже размышлял.
И вдруг, перо нащупал взглядом,
Что на пол ворон обронил,
Будто бы часть себя оставил,
Чтобы Андрей ее хранил.
Иссини черный цвет особый
Взгляд завораживал собой.
Андрей взял в руки знак от птицы,
Птицы какой-то непростой.
Зеркально-черным отливая,
Перо в ладони залегло,
Он понял: «С птицей все в порядке»
И от души вдруг отлегло.
***
В обыденности дни поплыли,
Весну открыл всем календарь,
Но все ему не доверяли,
Портки храня, как деды в старь.
И дни Андрея шли обычно,
Церковный быт, молитвы, труд.
Теперь он жизнью был обласкан,
Всего лишь сыт, одет, обут.
Все время, что он был при храме
Одно лицо средь всех искал,
Но яркий образ милой дамы
Не появлялся, как пропал.
Спросил он как то у Ефима,
Про эту даму пристыдясь.
Отец его не сразу понял
И выслушал не торопясь.
Андрей про случай с ней поведал,
Когда на паперти стоял.
- Та дама сына потеряла.
Тихо Ефим ему сказал.
На миг Андрею показалось,
Нежнее голос его стал,
Вздохнул он, как то с грустью глядя,
Было похоже, что устал.
- Машина сбила ее парня,
Единственным ребенком был,
Так рано умиротворился
И горем мать свою убил.
Сюда ходила чуть живая
Молитвой душу облегчить…
Знак Божий, что ты о ней вспомнил,
Ее нам надо навестить.
Решили это сделать завтра
И распрощались до утра.
Свет дня унесся вслед за солнцем,
Настала сумрака пора.
***
Пришел к себе, сел у окошка
И вдруг, про птицу вспомнил он,
Перо взял в руки машинально,
Которым был вознагражден.
Словно на память в благодарность
Перо то ворон обронил,
Пред тем, как его дом покинуть,
Оживши и набравшись сил.
Перо лежало у окошка
С тех пор, как он его поднял
И всю прошедшую неделю
Про птицу он не вспоминал.
А тут, держа его в ладони
Душой вновь трепет ощутил,
Боялся сам себе признаться,
Что ворон необычен был.
И застыдившись дум нечистых,
Он с силой отшвырнул перо,
А то, крутнувшись, полетело
И прилетело на окно.
Глазам своим Андрей не верил.
«Так только ветер сделать мог».
Но в комнате было затишье,
Свечи не дрогнул огонек.
И неосознанным движеньем
Он оказался у окна,
Смотрел в упор на очевидность
К стеклу прилипшего пера.
Но вдруг, оно само отпало,
Легло, как раньше под окно,
А он смотрел и трогал пальцем
Сухое, чистое стекло.
Смотрел и током был ударен,
Напрягшись в судороге застыл.
Очень знакомую фигуру
Взгляд за окошком уловил.
Там в сером сумраке вечернем
Стоял, опершись на забор,
Тот человек с огромным носом,
На келью устремив свой взор.
Одетый в черный плащ до пола,
Стоял пугающе велик.
Он эпизодом светотени
В Андрея памяти возник.
Когда молился он при свечке,
Точно такую видел тень
И стало вдруг Андрею жутко,
И ясно все, как божий день.
В вечерней мгле он глаз не видел,
Но кожей ощущал их взгляд,
Так и стоял в оконце глядя
Минуту целую подряд.
Тут сердце молодости смелой
Толкнуло сделать шаг вперед,
Все тело словно онемело,
Глазами видел, что идет.
Схватил перо, в карман засунул,
Даже не зная сам, зачем.
Кто-то другой владел как будто,
И им, и телом его всем.
Петлями скрипнула калитка,
Вышел за храмовый предел
Фигуру ту, что в плащ одета,
Вдаль уходящей разглядел.
Душа звала остановиться,
Но ноги, словно сами шли.
«У тела был еще хозяин».
Мысли на ум ему пришли.
Что-то звало идти за следом
Фигуры уходившей прочь,
Душа в волнении трепетала,
Но, как себя ей превозмочь?
Он верил: «Будет все нормально,
С ним не случится ничего».
Другой же в нем немел от страха
И отговаривал его.
Столь сильно было раздвоенье,
Столь явно ощущалось им,
Осознавал себя он третьим,
Словно чужим этим двоим.
Фигура плавно удалялась,
Вплывая в серый полумрак,
Андрей упрямо шел по следу,
С собой борясь за каждый шаг.
С детства манили его тайны,
Секреты из закрытых тем,
Хотя и было жутковато,
Но любопытно между тем.
***
Железную прошли дорогу,
С диким кустарником пустырь,
Чтобы Андрей его мог видеть,
Шаг чуть замедлил поводырь.
Смеркалось быстро и округу
Темень собой заволокла,
Кой-где Луны свет отражали
Осколки битого стекла.
Где-то вдали фатальным стоном
Завыл цепной дворовый пес,
От тяжести оков на шее,
От службы, что так долго нес.
Вдали на фоне горизонта
Башня напорная видна,
С давних времен давила воду
И была городу нужна.
Теперь же с ржавчиной и хлоркой
Ее сменил водоканал,
Высокие, как эта башня
Тарифы для людей нагнал.
Башня стоит, как старый замок
Уже сто сорок восемь лет,
В детстве увидев эту башню
Он верил, что в ней есть секрет.
Стоит словно пример, как строить
Умели люди в те года,
Не то, что нынче новостройки,
На годы, но не навсегда.
На фоне этой старой башни,
Вдруг растворился силуэт.
Напряг глаза и шаг ускорил,
Но тщетно – результата нет.
***
Один стоял Андрей у входа
И озирался словно вор,
На цыпочках к двери подкрался
И стал рассматривать в упор.
Вдруг еле различимый уху,
Он скрип ступеней уловил,
Нажал на дверь и запах времени
Мгновенно носом ощутил.
В окошки лестничных пролетов
Луны прокрался бледный свет.
Глаза свыкались с темнотою,
Вопросов – тьма, ответов – нет.
Плесени запах, паутина
Напоминали о былом,
Жизни периоде ужасном,
О шансе выпавшем втором.
Шаги таинственной фигуры
Скрип древесины выдавал,
Андрей, шагнувши на ступеньку
Задумавшись на месте стал.
Внутри все круто изменилось,
Второй молчал, он был один,
Поспорить было теперь не с кем,
Был сам себе он господин.
Страх с прежней силой ощущался,
Мрачной таинственности жуть,
Но нет греха в его поступках,
Есть любопытство понять суть.
Шаги все выше удаляясь
Вскоре затихли на верхах.
Андрей стоял, на шаг решаясь
С дрожью нервозною в руках.
«Еще не поздно развернуться,
Уйти, ни чем не рисковать,
Но будет ли, еще возможность
Нечто подобное узнать».
И ущипнув себя за ухо,
Уверившись: «Это не сон!»
Жаждой узнать страх пересилив,
Шаг в неизвестность сделал он.
Скрипели крепкие ступени
Лестницы старой винтовой,
Шел неизвестности навстречу
Сам господин и сам не свой.
За свою жизнь и за здоровье
Боялся он не меньше всех,
Гораздо больше он страшился
Не сотворить деянием грех.
***
Путь вверх, столь долгим показался,
Успел подумать обо всем,
Но вот, закончились ступени,
Был перед ним дверной проем.
Шагнул, не мешкая вперед он,
Неслышно отворилась дверь,
Порог подобный Рубикону,
Вперед дорога лишь теперь.
Почувствовал, что дверь закрылась,
Но был уже не удивлен,
Он был во власти атмосферы,
Которой преисполнен дом.
Внутри все было необычно,
Вся планировка, интерьер,
В сказке, в истории античной
Подобный мог найтись пример.
В ажурных, красно-древых рамах
Блистало множество зеркал
Висящих и стоящих всюду,
И в форме круга был весь зал.
Подобно трону в центре зала,
Кресла и ложа совокупность,
Изрезала узором древо
Чья-то расчетливая мудрость.
Пол, потолок, равно как стену
Добротный бархат покрывал,
Всего два цвета: черный, красный,
Какой-то чуть преобладал.
А может это лишь казалось,
Был равен перед цветом цвет,
Все вызывало в нем вопросы
И ни на что ответов нет.
Изящно вместе сочетаясь,
Сплетаясь в хитростный узор,
Плавно в пространстве расплывались
Обману подвергая взор.
Казалось, что цвета на стенке,
Будто по воздуху плывут,
Вглядишься в точку, - «показалось,
Плывут, но дальше, а не тут…»
И всевозможные картины
Вдруг представлялись в голове,
Настолько много говорящих,
Что вы не верили себе.
Чуть только взгляд к чему привяжешь,
В дело вступали зеркала,
Тысячекратно все размножив
В поисках пятого угла.
Огонь свечи или камина
Где-то во всем этом плясал,
Андрея словно поразило,
Шатаясь, он на месте стал.
***
Кресло скрывало всю фигуру,
Стоя к входящему спиной.
Видны были только предплечья
И подлокотник под рукой.
Увидел кисть руки и вздрогнул,
Огромный перстень взгляд привлек
На нем увенчанный короной
Камень чернел, как уголек.
Вздрогнул отнюдь он не от перстня,
От вида пальцев была дрожь,
Толстый сустав, тонка фаланга,
Вид был с вороньей лапой схож.
Был виден длинный, острый ноготь,
Загнутый к низу, как дуга,
Напоминал он птичий коготь,
Черный, как в саже кочерга.
А кожа с темно-серым цветом,
Как чешуя была груба,
Одно понятно было точно:
«Рука не божьего раба».
***
- Приветствую тебя, раб божий.
Вдруг властный голос прозвучал,
Андрей лица пока не видел
Все длинный волос закрывал.
Не обессудь, что я спиною
Тебя встречаю у себя,
Чуть позже я лицо открою,
Так будет лучше для тебя.
Когда я выхожу из птицы
И вам подобен становлюсь,
Руки последними отходят,
Я сам себя подчас боюсь.
Зови меня, как пожелаешь,
Не опасаясь, не стыдясь.
Так вышло, что я против Бога,
И темной силе всей я князь.
- Что ж, здравствуй ворон мной спасенный.
Да, любопытство все же грех,
Если бы слушал божью душу,
Не был бы здесь один из всех.
- Да, из всех смертных ты тут первый,
Но не пугайся, - будешь жить.
Я дал сюда прийти возможность,
Чтоб за спасенье отплатить.
Продолжение читайте тут https://www.litres.ru/sergey-kursish/zaplaty-zazerkalya/