Бежать по шпалам в пузырях и впопыхах
за поездом для тех, кто был спасён.
Скользить бесстрастно по клокочущей воде
и кровью истекать в кильватер ног.
Бежать по шпалам в пустоте и впопыхах
за поездом, что смутно отбыл в рай.
С нырялки яростно-ребячливой судьбы
я прыгаю в бассейн небытия.
Раскрылся в небеси гигантский чёрный глаз –
все ангелы лишились ветхих крыл.
и проступает пятнами на стенах страх,
и речи превращаются в червей.
Реальность выпускает, корчась и шипя,
стилет из сновидений и стихов.
Курчавый мальчик с взором плачущих икон
скончался безотчаянно во мне.
Я перетёрт, раздавлен грузным колесом
извилистых, запутанно-блажных
цветастых мыслей, но Господню карусель
никто не в силах приостановить.
О, Господи живой, всё ближе Ты ко мне!
Коснись перстом моих незрелых ран!
Но Ты глаза завесил прядью, опустив,
и лик Твой – только мёртвая доска.
Я точно знаю: пахнут все мои мечты
палёной костью, решетом с водой
и циферблатами, разбитыми вразброс –
в пылу – на поражение – навзрыд.
Качаясь празднично, свисает светофор;
в тумане дней рисуется петля.
Быть может, скоро будут поезда играть
в футбол моей бубновой головой.
Всех проперденцев ждут сучки; и фонари,
и ни изюма нет, ни миндаля.
Нет ни царя, ни господина, ни раба,
ни назореев, ни измаильтян.
Шагать немрачно по клокочущей воде,
стигматами багря свой хрупкий след.
Нарциссы, жёлтые, как звёзды на груди,
упали в пропасть, в скрежет, в смрад, в Шеол.
P.S.
Разверзся в небе исполинский чёрный глаз –
все ангелы лишились древних крыл,
а мальчик с глазками Христа в моей груди
заколот жалом ада ярких снов.