-1-
Она шла тяжело, еле передвигая уставшие за долгий день ноги.
Вены на её ногах вспухли так, что готовы были вот-вот и лопнуть.
Очередной удар судьбы отнимал последние силы, но до барака,
ещё построенного помещиком Обуховым для разведения кроли-
ков и прозванного в селе "крольчатником" и где она проживала
со своей семьёй, было ещё далеко и потому она взглядом отыски-
вала местечко, где бы она могла присесть, чтобы перевести дыха-
ние.
У сарая Василия Попова она приметила бревно для колки дров.
И только она присела на него, так и провалилась мыслями куда-
то далеко-далеко. Она даже чувствовала, что хочет оставаться там
и убежать от убивающей её действительности, где не всё было для
неё сладким. Но остаться держало то, что здесь всё шло своим че-
редом и эта упорядоченность сельской жизни её успокаивала: во
дворе ржали лошади, мычали коровы и крутились под ногами ку-
ры, да и живность помельче, а в "крольчатнике" её ждали дочери
и старая свекровь, роднее которой и не было человека.
И перед помутневшими глазами замелькали кадры её детства -
вот она бегает по лужайке у родного двора в степном заволжском
селе Старые Матаки, а вот плачет мать - отца, Потапова Кузьму, на
царскую, двадцатипятилетнюю, службу забирают.
А тут война, одна за другой, то первая мировая, то гражданская,
то голод 21-го года, то эпидемия чумы да холера вдобавок.
Но когда чуть-чуть успокоилось в стране, открылись школы, да
только стыдно стало рослой и худющей девчонке сидеть в классе
среди малышни и бросила она школу.
Да и мама с папой стали догонять упущенное за время войн и ро-
жать одного за другим братьев и стала она им вроде няньки и вто-
рой матери.
Вот и теперь, сидя на бревне у сарая, она чувствует, как выстрои -
лись перед ней её братики и гладят её по голове, жалеют свою сес-
тру, свою няньку - Гриша, Женя, Ваня, Гена, Коля, Роман и чуть в
сторонке рождённый в 38-м Илюшка, ровесник её дочери Анны.
Вглядывается Онечка в каждого из братьев, видит каждую родин-
ку на их, таких родных, лицах, каждую царапину на руках.
И слышится ей мычание её кормилицы Пестравки и понимает, что
надо бы пойти и подоить корову. Но голос издалека говорил ей,
что коровы у неё больше нет - поскользнулась Пестравка на карде
и попала голова между жердей да и задавилась, потому и на мясо
нельзя употребить.
От этой жестокой действительности опять впала в забытьё Онечка
и сползла всем телом с бревна, да и распласталась, на покрытой не-
давно выпавшим снегом, земле.
И опять увидела она своих братиков, стоявших в ряд рядом с ней и
уговаривающих её, чтобы встала и шла домой. А она как будто всех
обнимает, и целует, и шепчет им: " Сейчас, сейчас. Только чуть от-
дохну, мои родные".
Это ведь она спасла их от голодной смерти в 33-м, случайно узнав
на строительстве Магнитки, куда она завербовалась, как и многие
девчата из степных заволжских деревень, о том, что её родители
уехали от раскулачивания на лесоповал в Вятскую губернию, а па-
цаны остались одни в доме, пухнут от голода и даже на улицу не
появляются.
Вот тогда и полетела она быстрокрылой птицей спасать своих брат-
цев, и все глаза исплакала, пока добиралась из Магнитогорска. А
увидев их, полуживых, уже и плакать не могла. Слёзы или высохли,
или превратились в льдинки, да так и застряли в глазах.
Побежала по деревне помощи просить, да избы почти все с поза-
битыми окнами. Выкосила деревню коллективизация да раскула -
чивание. Бросилась в соседнюю деревню Верхние Матаки, да и там
такая же картина. Узнала от оставшихся, что семья Севрикеевых и
Федот, с которым встечалась на ярмарках в Базарных Матаках и к
которому у неё лежало сердце, уехала за Волгу, в село Куралово.
На заработанные на Магнитке деньги, нанимает она телегу, грузит,
как брёвнышки, своих братьев и пускается в нелёгкий путь.
То ли от опускавшегося на село предзимнего ночного холода, то
ли вдруг полегчало, но очнулась Онечка, подняла голову, а они,
братики, вот, стоят и плачут. Гладят её по голове. Гладят и плачут.
И страшно ей стало, уж не тронулась -ли она, страшно за себя, за
дочерей, за бабу Дашу. Хочет подняться с земли, да сил-то нет и па-
дает она опять в беспамятство, где продолжается её путь за Волгу,
с полуживыми братьями на старенькой телеге.
-2-
Мы же переносимся в те годы, когда мама была уже на пенсии и
я с семьёй прилетал в отпуск, чтоб помочь маме и сестре накосить
сена для коровы и бычка. Потому как зять Юрий перенёс инфаркт и
тяжёлую работу врачи ему категорически не рекомендовали .
После ударной декады по заготовке сена я получал перерыв и вот
в свободное время, гоняя чаи на кухне, мама рассказывала нам о
тех временах и описывала всё до последней мелочи - и какого цве-
та была лошадь, и какие вожжи были, и что она постелила на теле-
гу братьям, чтобы им мягче было лежать в дороге.
Сестра Аня в это время хлопотала с приготовлением ужина и толь-
ко охала и приговаривала:
- Мам, вот ты куда положила вчера своё вязанье, не помнишь, а
то, что было пятьдесят лет назад, до последней мелочи помнишь.
Как такое может быть?
- Так это во мне калёным железом как будто выжгли. Я же спаса -
ла своих. Своих братьев. Я же их всех на своих руках вынянчила.
И краем платка вытирала слезившиеся уголки глаз.
Эту историю спасения своих братьев она рассказывала не один раз.
Но … каждый раз рассказывала её как под копирку, ничего не из -
меняя в своём повествовании. Всё также не было одной спицы в
заднем правом колесе, и подпруги были старые и постоянно осла-
бевали, потому надо было останавливаться и подтягивать ремни.
Хотя и жили братья каждый своей жизнью: в Ярославле - Гриша, в
Куйбышеве - Женя, в Казани - Роман, Гена и Василий, а младшень -
кий, Илья, в Йошкар-Оле, но каждое лето то один, то другой приез-
жали к своей Онечке, называя её МАМОЙ.
И ходили к тем местам, где остались на склоне невысоких гор ям-
ки от землянок, в которых они жили в тридцатые годы, спасаясь от
голода и лихолетья.
Ведь тогда правдами и неправдами, но Онечка добралась до Ку -
ралово, родственники не дали сгинуть с земли роду Потаповых.
Вырыли землянку, как и все, кто волею судьбы оказались в повол-
жском селе Куралово.
-3-
Так и сидела она в полузабытье, прислонившись к стенке поповс-
кого сарая и улыбка расплывалась на её лице. В том времени она
встретилась с Федотом, вспыхнула любовь. Потом было решение
пожениться. А мужем Федот был ласковым, готовым носить её на
руках. Он бегал к ней на ферму и во всём помогал ей, чтобы облег-
чить тяжёлый труд доярки. Когда ходили в гости, то спиртным не
баловался.
А вот по лицу пробежала печаль, это первенец Коленька умирает
от скарлатины в 1937 году. Но вскоре рождаются одна за другой
три дочери: Анна, Клавдия и Антонида, родившая на второй месяц
начавшейся страшной войны, когда её отец уже воевал.
Слёзы то просохнут, то с новой силой льются по лицу Онечки, так
как после проводов Федота на фронт, остаётся она с тремя малыми
детками и старыми родителями мужа в комнатёнке "крольчатника".
Заливается слезами Онечка, плачет навзрыд, и тело её скатывается
с бревна, и стоя на коленях, обвивает она бревно руками.
Действительность соединяется с воспоминаниями - и там, и здесь
всё плохо, и отчаяние охватывает её, но она вдруг чувствует тёплые
руки бабы Дарьи, своей свекрови.
-4-
Пока Онечка лежала в забытье, баба Дарья не находила себе мес-
та. Время вроде как к ночи, а Онечки нет и нет. Уж не случилось-ли
чего плохого?
С того дня, как на карде, поскользнувшись, задавилась в жердях
Пестравка, кормилица всей семьи, Онечка ходила как не своя. На
вопросы отвечала невпопад, видно только одна мысль сидела в её
голове: "Как теперь жить? Как выжить её многочисленной семье? "
Поспешила баба Дарья на поиски Онечки, благо знала дорогу, по
которой она возвращалась с фермы. И нашла её, бьющейся в рыда
ниях, у сарая Васи Попова. С трудом поднявшись, еле волоча ноги,
пошла Онечка к дому, а рядом, с бабскими причитаниями, по-стар-
чески семенила баба Дарья. С большим трудом, сквозь завесу раз-
гулявшейся метели, добрались женщины до "крольчатника".
А дома в слезах сидели дочери, которые сразу же бросились раз-
девать свою мать, а уложив в постель, напоили чаем с душицей и
зверобоем. И Онечка, успокоившись, что все дома и живы -здоро-
вы, незаметно погрузилась в забытьё, продолжив вспоминать свою
счастливую семейную жизнь с Федотом.
И вспомнила март 45-го года, когда после ранения Федот приез -
жал на побывку. И его разговор глубокой ночью, что война видно
скоро кончится, вот его отправляют с фронта восстанавливать шах-
ты в Тульской области. И поселилась в ней великая надежда, что
скоро вернётся в семью отец её детей и легче будет жить семье.
Вот с этой надеждой и жила Онечка последние дни проклятой вой-
ны. Но видно не суждено было свидеться Федоту и Онечке.
В день, когда вся страна праздновала День Победы, пришла в их
семью похоронка. Пленные немцы, когда узнали о капитуляции и
окончании войны, устроили на шахте обвал, там и погиб Федот.
А вскоре, в 46-м году, скончался её свёкр Архип Архипович и ос -
талась Онечка с четырьмя иждивенцами на руках.
И стараясь выжить, собирали мороженую картошку на совхозных
полях и пекли чибрики, заготавливали крапиву и лебеду, чтобы ва-
рить похлёбку. Но главной кормилицей в семье была корова.
Потеря коровы свалила Онечку и лишила смысла жизни. Она, пе -
режившая голод 21-го года, голод 33-го года, потерю любимых
людей, вдруг упала духом. Ей стали видеться её полуживые братья,
пухнущие от голода и она представляла, что и её дочуркам угото-
вана та же участь. И эта мысль сводила её с ума.
Она большим усилием воли заставляла себя ходить на ферму и ког-
да возвращалась домой, то еле-еле передвигалась по комнатке в
"крольчатнике".
Баба Дарья своим женским сердцем чувствовала, что творится что-
то неладное с Онечкой и следила за каждым её шагом. Боясь, что
она наложит на себя руки.
И вот однажды сморила ежедневная суета по дому нашу бабу Да-
шу и чуть не случилось непоправимое. Спохватившись, баба Дарья
чуть не бегом рванулась к сараю, дёрнула на себя дверь и чуть са-
ма не упала в обморок от увиденного.
Стояла Онечка на табуреточке, которую использовали при дойке
коровы и свешивалась с матицы сарая петля. А баба Дарья молча
смотрела, боясь спровоцировать Онечку. И тихонько так, почти шё-
потом, говорила:
- Вот уйдёшь ты, а кому сделаешь лучше? Завтра твоих детей за -
берут в детские дома, да и разбросают по всей Руси. И будут
они круглыми сиротами. Всем вместе надо держаться,так легче
выживать. Давай, слезай, пошли домой, а то дети схватятся.
Обнялись две женщины, побитые жизнью, и горько заплакали. И
вместе с текущими слезами выходило из них лихо лихое и легче на
душе становилось. Сколько они так стояли, стёрлось из памяти.
Прикрыв за собой дверь сарая, зашли они тихонечко в дом, сели
на одну кровать, да так и просидели до утра, обнявшись.
А рядом, на соседней койке на матрасе, набитом соломой, спали
девчонки. Тяжёлая женская доля их матери и бабушки ещё не кос-
нулась их детских душ и они радостно вскрикивали сквозь сон.
Только спустя годы, сидя на лавочке у бани, Онечка рассказала
это мне, своему сыну, родившему после войны и знавшему вкус
"чибриков" из промороженной картошки. Про спасение братьев
она рассказывала много раз, а про свой, несовершённый, грех то -
лько один раз. Она потом целый день ходила молча, не проронив
ни слова. А я это откровение запрятал в своём сердце, даже своих
сестёр не расспрашивал об этом.
В свой последний приезд в родное Куралово в октябре 2014 года
я обошёл всё село. Уже не было коровников, старого деревянного
клуба и сараев, а стояли новые здания школы, детского сада, Дома
культуры. Но … всё также стоял старый "крольчатник", и в нём до
сих пор жили люди, и в нашей квартирке продолжалась другая
жизнь. Но я не стал туда заходить.
Вдруг там сделана перепланировка, а мне хотелось оставить в па-
мяти именно ту обстановку, когда я был маленьким и там жила со
своей семьёй Онечка, моя МАМА, Севрикеева Анисья Кузминична.
04.04.18-г-Сыктывкар