Душе поэта нужен город,
Где она дышит, ест и спит.
Схватив судьбу свою за ворот,
Шагал над Витебском парит.
Саади и Хафиз в Ширазе
давали небу имена,
для говорящего в экстазе
восторг - синонимом вина.
Ахматова в Фонтанном доме
льет свет оконный на гранит
Санкт-Петербурга. „Мы знакомы?“ -
так моего отца казнит -
студента из купе палево.
„Глаза какие!“ А Москва
была Цветаевской и Белой,
и Беллы. Во бреду родства
словесного со всей вселенной
живописует Пастернак
околоцветник скоротленный
над жизни завязью, где мрак.
И просвистевший над Арбатом
тревожный серпокрылый стриж -
тень Ходасевича. Bозврата
не будет. Рим - Берлин – Париж.
По Карловом мосту в трамвае
сквозь строй святых проехал вверх
с тетрадкой Незвал, повторяя:
барокко, готика, модерн.
В Венецию влюбился Бродский
как в итальянку, в бровь и в глаз,
в каналов вязь и перекрестки,
в граненый дымчатый топаз.
В Одессе – море и Херсонский,
Алексиевич - это Минск.
Страшнее труб иерихонских
писатель правды - гражданин.
А Алматы - подол расшитый
кружащихся на месте гор –
кому - Олжасу иль Бахыту
подбросит яблоко – апорт?
Из пыльного Каракемира
тропа к звенящей Ыргайты-
речушке мне милей Пальмиры
изнанкой лет пережитых.
Стих, пересиливший пространство,
как караван слов-муравьев
и время закатает в стансы -
как в банку вымерших миров.
8 апреля 2018
Изображение Алмас Ордабаев