Жара ушла. Ох, будь она неладна!
Остервенела – как раскалена...
Короткий взлёт, – внизу костром – Луанда,
и на крыле катается луна.
Включён кондишн. Холод белопенный,
что заморозить мамонта горазд,
сползает вниз и, тающий мгновенно,
тугой прохладой обнимает вас.
Вы роетесь в карманах, или в скарбе, –
всё время – писк у вашей головы,
что жизни – наши жизни! – как в ломбарде,
заложены в пилотской до Москвы.
Дрожит в проходе призраком волненье.
Когда его пустили в самолёт?
И сердце где-то в пятках под сиденьем
то встрепенётся, то замрёт...
Не знаете, как сладить с этим писком?
И – с тем, дрожащим с маковки до пят?
Возьмите из портфеля склянку виски
и опрокиньте. Грамм сто пятьдесят.
А если дама – даме надо меньше:
у дамы после виски – что за вид?
И так не бережём мы наших женщин,
но сухонькое им не повредит!
Свой лучший стих читаете... убогий,
скороговоркой скрадывая штамп,
а за спиной – шушуканье, восторги:
«Ах! Ах! В салоне – Осип Мандельштам!»
Потом вальяжно, (справившись со стрессом),
решаете, чего бы вам попить...
Нажмите кнопку – тут же стюардесса
подскочит к вам… ту кнопку отключить.
Тогда в окошко гляньте, если – ясно,
понаблюдайте, чем Земля живёт,
и вы поймёте, как она прекрасна
и как надёжен наш Аэрофлот!
И вот мы приземляемся на ленту
бетона в огоньках. И в корабле –
всеобщий вздох: – Москва!
(Аплодисменты)
...ещё чуток побродим по земле!
1992