Мы поймали ведьму в одной деревне: дар-проклятье лютым огнём горел в ней, она билась, гибкая, как лоза, и сверкали златом её глаза, и дрожали тихо её ресницы.
Я поставлен был сторожить темницу.
Был таков старинный закон предтеч: на исходе дня ведьму нужно сжечь.
Только ведьма сбросила вдруг лоскутья и прильнула станом изящным к прутьям. И коснулась нежной меня рукой – я тотч;с забыл, кто я есть такой. Говорила ведьма, меня лаская: будет лишь твоею вся твердь мирская. Соблазняла: будет тебе броня, будет меч, ты только люби меня. Извивалась ведьма и обнимала, и простых объятий ей было мало, и её касаться я не хотел, но не смог противиться жажде тел. Не людской – звериный во мне жил голод, я скользил зубами по коже голой, и она шептала, едва дыша: что угодно, только нужна душа.
И тогда поверил я злобной лгунье...
Но сбежала прочь от меня колдунья и, обманом мой волосок украв, принялась за зелье из горьких трав.
Колдовала, лживая, хохотала, застывал во рту горький вкус металла, колотилось сердце в моей груди. Я молил, я требовал: уходи! Появлялась ночью в моей постели, оставалась жаром и болью в теле, целовала лживым изгибом рта. Но кровать наутро была пуста.
Рыскал я, как зверь, по дремучим чащам, её смех звенел в голове всё чаще, говорила ведьма: ищи, ищи! И я брал, послушный ей, меч и щит, и я шёл, указом её ведомый, по чужим пустыням, не зная дома, и я бился с кем-то и падал ниц.
Поднимался взмахом её ресниц. Наступала мне моя смерть на пятки, веселилась ведьма, играя в прятки, хлопотала, штопая новый шов.
Двести лет спустя я её нашёл.
Двести лет моя возрастала слава, не страшны мне были ни лёд, ни лава, два столетья был я непобедим.
Ничего не билось в моей груди.
Двести лет не знал я серьёзной раны, слыл то просветителем, то тираном, будто бог, перечил своей судьбе...
Но, найдя её, я сказал: убей.
19.05.18