между этой и той как ни ляг, не вмещаешься толком.
только падаешь в пропасть и дёргаешь левой ногой.
нерв, что нитку, вдевая в ушко заржавелой иголки,
я латаю и штопаю свой ненадёжный покой.
у одной канитель да метель - по ночам спится крепко,
белый шум и победные марши, вульгарный оскал.
у другой колыбельная тихая, полная света,
я всю ночь её слушал однажды и даже не спал.
обнимаю одну со спины и целую затылок.
приношу, подношу, ничего никогда не прошу
и свою неуёмную, даром не нужную силу
рядом с ней то гашу, то глушу, то и вовсе душу.
я ворочаюсь, будто дерусь или к той продираюсь,
у которой осанка прямая - само естество
и живой, не испорченный сладкими жестами танец
без жеманства и лжи соблазняет своим озорством.
ну, а та столько раз разменяла меня на звенящую мелочь,
что монеты уже не гремят, только тянут к земле.
ей в моём откровении видятся слабость и немощь,
мазохистские пляски на иглах и битом стекле.
у другой интерес и ухмылка нежнее улыбки
той фальшиво натянутой, ровной, насмешливой, злой,
да и этой не видел давно! просто помню отрывки,
но и те скоро смоет отзывчивой тёплой волной.