Два чайничка, две башенки, два термоса, два крана
И две доски разделочных; и как это не странно,
Два полотенца кухонных, и тряпок тоже пара:
Висит на радиаторе, скрываясь от загара.
Две губки упустил. А, нет! Тут три - одна поодаль.
Три белых стула позади; их не натерли содой.
Ну а четвёртый на балкон поставили изгоем.
Почистили перед весной, чтоб не был так расстроен.
И он под солнцем майским бдит. Ну, а точней, скучает.
Его ничто не веселит, он новостей не знает.
И до перил не достаёт, чтоб выпрыгнуть наружу.
Торчит, как пень который год. И в дождь стоит и в стужу.
Он слышит птиц и шум машин, и скрип дурацкой двери.
И думает, что не один. Не думает, а верит.
А иногда, вдруг, самолёт прошьёт треть ваты ниткой,
И стул опять осознаёт: "Я не один", - с улыбкой.
Из кухни слышен бой часов, старинных, как сто стульев.
А с улицы гул голосов от ста бетонных ульев.
И стул на ушко сам себе почти не слышно шепчет:
" Я есмь, я не один во вне!" И этот шепот лечит.
И я на этот стул присел; нарушил единичность.
Мой зад героем завладел. Простите за циничность.
Я посмотрел на то, что стул увидеть так стремился.
Одну сдержал, две-три смахнул, а после прослезился.
И я не буду пояснять, что увлажнило очи.
Но на балкон приду опять сидеть на нём до ночи.
Возьму с собою тёплый плед, бесшумно стул укрою.
Меня здесь нет. И стула нет. Нас во Вселенной двое.