Тишина истекает из срубленных тел травы,
мимо стали, визжащей от ужаса,
соком, въевшимся в пальцы, вовнутрь, через воздух - ввысь.
Душу жжёт, небесам недужится.
Тополиный буран посекундно саднящих лет
бьётся в клетке вопроса: куда идти?
Страх усталостью выполот. Чист самолётный след
не затоптанной снами памяти.
Время сушит гортань, полыхая, как мёртвый лес,
а надежда цветёт, как последняя,
что сгоревшим дыханием не закоптишь небес,
а накормишь собой вселенную.
Ритм рассвета росист над стогами, бездонно бел -
не хромающий марш, не кургузый гимн,
не одышливый реквием скошенной зря судьбе -
лепет новорождённой музыки.