…жил я впервые на этой земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь...
Роберт Рождественский
Мне снилось, как стихал весенний вечер,
И за окном виднелись, как обычно,
Знакомые панельные громады
И дальней телебашни силуэт.
Внизу сновали редкие машины,
Шурша по остывавшему асфальту,
Их мерный гул сливался воедино
С утробным гулом гаснущего дня.
Но небо… Боже мой, что было с небом!
Казалось, что оно вот-вот прольется
В квартиру, не страшась оконной рамы,
И захлестнет и дом, и все вокруг!
На небе том пульсировали вспышки,
Переливались разными огнями
И так же незаметно затухали,
Сливаясь с необъятной темнотой.
А воздух – боже, что за свежий воздух!
Я все не мог им толком надышаться,
Как будто вместе с воздухом вечерним
Вдыхал я что-то большее стократ.
В том небе было ощущенье… жизни.
Не той, что чахнет в цепкой хватке быта,
А жизни первозданной, первородной,
Почти что позабытой наяву.
Ты тоже там была. Ты примостилась
На стуле, в уголке, почти неслышно,
Боясь спугнуть вот это ощущенье,
Дрожащее, как капля на листке.
Но вот мы поднялись. Взялись за руки
И ощутили некую безбрежность,
Как будто мы дрейфуем в океане,
Не ведая ни берега, ни дна.
Нам мнилось, что еще одно мгновенье –
И мы взлетим куда-то в поднебесье,
Как эти двое с полотна Шагала,
Презрев людских законов маету…
И в этом молчаливом пониманье
Каких-то запредельных вечных истин
Мы, замерев, стояли и, казалось,
Дышали со Вселенной в унисон.
А я смотрел, смотрел, смотрел на небо,
И мне казалось, будто тайна жизни
На расстоянье вытянутых пальцев,
Пульсируя, манит меня к себе…
И много тысяч лет назад, наверно,
Смотрел вот так же древний кроманьонец
На древнее мистическое небо
Над первобытной девственной Землей.
Вдруг где-то в необъятном отдаленье
Увидел он пронзительную вспышку,
И сумрак ночи наискось прорезал
Пылающий во тьме метеорит.
Секунда – и услышал кроманьонец
Раскаты над соседними лесами,
Почуял запах дыма и тотчас же –
Манящий вкус запретного плода.
И вот, снедаем вещим любопытством,
Он отыскал упавший астероид,
И этот неостывший жаркий камень
Его ладонь наивную обжег.
Так стали мы мудрей, но эта мудрость
Вселила нам известную брезгливость,
Какую-то чванливость перед тайной,
Которую не в силах разгадать.
Иные просто ненавидят чудо –
Слюною брызжут, топают ногами,
Пытаясь доказать в порыве гнева,
Что чудо есть не более чем миф.
Что это, верно, просто совпаденье,
Случайное стеченье обстоятельств,
А может, на худой конец, везенье –
Все, что угодно, но не волшебство.
И вот, как будто вновь незамутненный
Грубящим душу опытом познанья,
Я ощущал себя пра-человеком,
Стоящим перед тайной пра-Земли…
Лишь раз я прежде ощущал такое:
Я помню небо над ночной столицей
И в полукруг поставленные башни,
Что светят мириадами огней.
Одна из них набухла, точно почка,
Другая полыхает, словно пламень,
А третья, будто выжатая тряпка,
Полощется на сумрачном ветру.
Тогда я трепетал перед созданьем
Могучих рук и воли человека,
Но нынче небо будто бы шептало,
Что жизнь сама – стократ его сильней.
И тут меня насквозь пронзила мысль,
Что все ничтожно перед чувством жизни,
Беспомощны слова, бессильна рифма,
И все искусство – только ремесло.
О Жизнь! С тобой вовеки не сравнится
Ни полная мошна, ни звон мониста,
Но как тебе отдаться в полной мере,
Не разменяв тебя на чепуху?
Я будто ощутил себя ребенком,
Что хочет ухватить за крылья птаху,
Но та, смеясь, легко взмывает в небо,
И он в сердцах сжимает кулачок.
Как мы порой похожи на ребенка,
Бегущего за этой юркой птахой!
О, как я разозлился на пустые,
Слепые проявленья суеты!
Как пошло мы смеемся, любим, губим,
Как пошло дарим глупые подарки,
Духи с цветами – на восьмое марта,
Носки – на двадцать третье февраля…
Как, в общем, мало нужно человеку,
Чтоб ощущать себя творцом, не тварью:
Огонь в душе, рука да божья искра –
И этим он единственно велик.
Все это ощутив, я пробудился
Со странным и мучительнейшим чувством –
Дыханья жизни и утраты жизни,
Паренья и паденья вслед за ним.
Они, однако, были нераздельны
И составляли некое единство,
Как тот восторг перед небесным телом
И горький отрезвляющий ожог.
И в этой муке тайного единства,
Сознанья неизбежности паденья,
Я вновь вернулся к мелочной рутине,
Низвергнувшись с вершины бытия.
С тех пор прошли минуты, дни, недели,
Но я все так же мучаюсь вопросом:
Нельзя ли избежать того паденья,
И как мне жить, и что такое жизнь?..
Февраль – май 2018 г.