Эльдорадо

               
                Станиславу   Лему  посвящается

   Однажды  летел  я…  ну,  где – то  между  созвездием  Южного  Креста  и  Полярной  звездой  и  сбился  с  курса:  карбюратор  чихает,  клапана  стучат,  тяги  никакой.  Попытался  устранить  дефекты  на  ходу,  да  пока  возился  -  штурвал  и  занесло  в  сторону.  Смотрю : маячит  перед  носом  махонькая  планетка  размером  с  хороший  булыжник.  Делать  нечего:  всё  равно  чиниться  надо,  дай,  думаю,  приземлюсь.
   Приземлился.  Нос  из  посудины  высунул  и  обомлел  -  не  планетка,  а  райский  уголок:  солнце  -  ласковое,  трава  -  зелёная,  климат  -  что  ни  на  есть   самый  благоприятный,  воздух  -  нектар.  Смотрю  дальше:  неподалёку  речка  протекает,  за  речкой  гора  вздымается  к  небу,  так,  не  гора,  а  средней  величины  холм,  и  всё  -  берега  реки,  холм  и  близлежащая  округа  -  покрыты  радующей  взор  изумрудностью  леса,  а  из  леса  доносится  и  ласкает  ухо  весёлая  песня  птах,  что  живут  и  размножаются  среди  его  могучих  ветвей.
   Вылез  я  из  своей  старушки,  размялся.  Стою  в  самом  центре  залитой  лучами  поляны,  что  словно  зелёное  озеро  окаймлялась  стеной  вековых  стволов,  и  сокрушаюсь,  ибо  по  невежеству  и  чёрствости  пожёг  множество  травы,  налитой  соком  и  устремлённой  в  синь  неба.
   И  пока  я  сокрушался  и  стенал,  посыпая  голову  травяным  пеплом,  из -  под  бархатного  полога  ветвей  выбежали  полуобнажённые  юноши  и  девушки,  весьма  собой  привлекательные,  под  ритуальные  песнопения  обвили  меня  цветами,  источающими  пьянящий  аромат,  и  натёрли  тело  моё  благовониями.  И  был  я  весьма  доволен,  выказав  своё  расположение  благочестивыми  жестами  и  ясной  улыбкой.
   Продолжая  песнопения,  усадили  меня  в  украшенный  миртом  и  лавром  паланкин,  сунули  в  руки  связку  бананов,  чтобы  не  предавался  в  дороге  мыслям  и  тоске,  подняли  на  загорелые  плечи и  понесли  в  среду  своего  жизненного  обитания,  где  были  они  счастливы,  продолжая  род  свой  и  пребывая  в  блаженстве.
   Маленькая  деревенька  радовала  взор:  хрупкие  тростниковые  хижины  укрывались  бодрящей  тенью  ветвей,  которые  плодоносили  вызывающими  удивление  разнообразностью  форм  и  цветов  плодами;  река  доносила  свежесть  прозрачных  вод,  пронизанную  голосами  зверей,  пришедших  на  водопой;  и  хищники  не  пожирали  слабых,  и  мирно  соседствовал  тигр  с  ланью,  и  рядом  же,  по  колено  погрузившись  в  воду,  молодые  мужчины  ловили  руками  рыбу,  играющую  при  свете  солнца  серебряной  чешуёй.
   Меня  подвели  к  хижине,  отмеченной  дикарскими  символами  власти,  как  то:  изображением  светила,  дарящего  жизнь  и  процветание.  И  вошёл  я  внутрь,  где  ожидал  меня  бородатый  старец  в  белых  одеждах,  с  посохом  в  руке,  восседавший  на  травяной  циновке,  почти  скрытой  ниспадающими,  белыми  же  волосами  старца,  по  виду  вождя.  Он  указал  на  место  возле  себя,  и  я  сел,  и  было  хорошо.
   Жесты,  с  которыми  я  обратился  к  старцу,  были  достаточно  красноречивыми:  они  демонстрировали  мою  безобидность,  покорность,  восхищение  и  желание  повиноваться  одновременно.
   -  Не  юродствуй,  чужестранец,  -  сказал  мне  старик,   - и  не  повторяй  тех  позорящих  человека  телодвижений,  что  свойственны   обезьянему  племени.
   Я  удивился  и  спросил:
   -  Откуда,  о  старец,  известен  тебе  язык  моего  народа,  когда  я  сам,  долго  находясь  в  одиночестве,  забываю  его?
   -  Кто  познал  целое,  тот  познал  и  часть,  кто  постиг  смысл,  тот  овладел  и  формой,  ибо  форма  -  лишь  оболочка  смысла,  и  смысл  -  первороден,    - был  ответ  его.
   Я  весьма  удивился  учёности  вождя  и  хотел  спросить  ещё  что – то,  но  он  остановил:
  -  Уйми  нетерпение,  раздели  со  мной  пищу  и  иди  в  место,  тебе  отведённое  для  отдыха  и  жизни  среди  нас,  усни  и  восстанови  силы.
   Я  повиновался:  отведал  различные  фрукты  и  сладости,  испил    веселящего  напитка,  после  чего  был  препровождён  в  пустую  хижину  и  оставлен  в  одиночестве  и  раздумьях.
   Наутро,  взбодрённый  сном,  я  вышел  из  хижины,  и  солнце  встретило  моё  пробуждение  улыбкой  и  теплом  живительных  лучей,  и  я  возблагодарил  судьбу,  вознаградившую  странника  возможностью  тихого  отдыха  среди  райских  кущ.
   С  пристальным  любопытством  наблюдал  я  за  размеренной,  лишённой  лукавства  жизнью  племени,  и  радовалась  душа,  отмечая  знаки  всеобщей  любви  и  уважения:  седые  старцы,  излучая  свет  доброты  и  ласки,  баюкали  младенцев,  на  диво  спокойных   и  некрикливых,  словно  отмеченных  печатью  благодати,  в  то  время  как  согбенные  подруги  стариков,  их  жёны,  воплощение  старческой  красоты  и  духовной  силы,  стряпали  тут  же,  у  хижин,  нехитрые   яства,  добытые  не  трудом,  но  подаренные  благосклонным  обилием  природы.  Мужчины  и  женщины,  юноши  и  девушки  проводили  время  в  песнопениях  и  игрищах,  любящие  слагали  любимым  стихи,  полные  первозданного  чувства,  и,  хотя  музыка  чужого  языка  лишь  ласкала  мой  слух,  казалось,  и  я  начинал  понимать  красоту  и  силу  любви,  воплощённые  в  слове;  мужчины  произносили  вирши  перед  полуобнажёнными  красавицами,  получая  в  награду  нежный  взгляд  или  робкое  прикосновение,  и  принимались  за  сочинение  новых;  лишь  некоторые  отрывались  на  время,  чтобы  наловить  рыбы  или  вырезать  из  тростника  свирель  либо  дудочку  для  услаждения  не  только  поэтического,  но  и  музыкального;  играли  они  на  вечерней  заре,  перед  отходом  ко  сну,  и  было  то  звучание  столь  проникновенно,  что  тихая  радость  поселялась  в  душе  и  жила  в  ней  долго…
   Часто  я  приходил  в  хижину  вождя  и,  делясь  своим  удивлением  по  поводу  достигнутой  его  народом  гармонии  с  природой  и  собой,  как  частью  сущего,  говорил  с  ним  и  внимал  ответам.
   -  Скажи  мне,  старец,  -  спрашивал  я,  -  каким  искусным  путём  удаётся  избегать  твоему  племени  тех  противоречий,  что  неминуемо  сопровождают  всякое  развитие и,  собственно  говоря,  являются  содержанием  и  двигательной  силой  этого  процесса?
   _  У  нас  нет  развития  и  нет  противоречий,  чужестранец,  ибо  мы  познали  смысл  бытия,  заключённый  в  высшем  знании.
 -  Так  в  чём  оно,  скажи  и  проясни  мой  тёмный  разум,  -  пытал  я  вождя,  предвкушая  радость  посвящения.
   -  Не  обольщайся  всуе,  ибо  то,  что  является  истиной  для  одного,  другому  может  показаться  глупым  рассуждением.  Для  нас  высшее  знание   -  умение  обрести  человеческое  счастье,  и  оно  есть  у  каждого,  и  нам  незачем  стремиться  к  чему -  нибудь  ещё,  так  как  всё  у  нас  есть  в  достатке.
   -  Но  что  всё -  таки  нужно  для  счастья?
   -   Совсем  немного,  чужестранец :  пища,  тепло,  возможность  продолжать  род  свой  в  любви,  уважение  соплеменников.
   -  А  знание,  знание  о  мире,  в  котором  живёте,  разве  оно  не  надобно  вам?
   -  Но  мы  обладаем  таким  знанием,  и  не  только  о  мире,  в  котором  существуем,  но  и  о  Вселенной,  законах  и  условиях  возникновения  и  распада  солнечных  систем,  обо  всех  формах  жизни  материи,  ничтожной  частью  которой  являемся  и  мы.
   -  Но  как?  Каким  образом,  при  помощи  каких  средств  вы  достигли  такого  уровня  знаний  при  невысоком  общественном  развитии?  -  изумился  я.
   Вождь  воплощал  спокойствие  и  равновесие.
   -  Всеми  средствами  для  постижения  знания  тебя  наградила  природа,  и  не  её  вина,  что  из – за  ограниченности  своей  ты  идёшь  к  цели  окольными  путями;  можно  познавать  местность,  перепрыгивая  с  кочки  на  кочку,  блуждать  в  потёмках  невежества  без  определённой  конечной  цели  -  и  это  будет  называться  дорогой    знания;  можно  взлететь  на  крыльях  разума  высоко  и  оттуда  увидеть  всё  разом,  усвоить  общие  законы  для  всего:  для  пылинок  и  гигантских  планет,  ибо  материя  едина  -  и  это  тоже  будет  дорогой  знаний.  Мой  народ  прошёл  свой  путь,  тогда  как  ты  мечешься,  растрачивая  силы  впустую;  наблюдая  за  малым,  можно  рассуждать  о  большом,  познав  большом  -  предугадывать  и  направлять  малое.
   В  другой  раз  я  сказал  старцу:
   -   Ты  -  великий  философ,  начертавший  скрижали  жизни  своему  народу,  разумно  твоё  слово  и  велик  смысл,  заключённый  в  нём.  Скажи  мне  не  кривя  душой,  какой  платформы  ты  придерживаешься:    материалистической  или  идеалистической?
   Вождь  погрузился  в  размышления,  возлежа  на  циновке,  и  затем  произнёс:
   -  Поясни  сказанное  тобой  -  сытый  ужин  замедлил  остроту  моих  мысленных  реакций.  Скажи,  что  ты  имеешь  в  виду?
   -  Что  первородно  на  твой  взгляд:  материя  или  сознание?  Что  является  основой  основ?
   Старец  нахмурил  брови  и  недовольно  сказал:
   -  Я  бы  мог  поговорить  на  досуге  о  философии  с  индивидуумом,  понимающим  в  ней  толк,  но  не  с  тобой,  так  как  вижу  я:  ты  не  философ,  ибо  ни  один  философ  не  начинает  рассуждений  или  беседы  с  поиска  несовпадений  во  мнениях  и  взглядах  на  суть  обсуждаемого,  а  напротив,  пытается  найти  общее  в  различном,  и  только  тогда  беседа  станет  оправдана.  Тебе  же  скажу  на  будущее,  что  основа  основ  -  мудрость,  и  глупцом  окажется  забывший  это.
   -  Но  позвольте,  всем  известно,  что  в  споре  рождается  истина!
   Он  посмотрел  на  меня  как  на  умалишённого.
   -  Споры  порождают  вражду,  неприятие,  подозрительность,  агрессивность  и  неуважение  к  оппоненту.  Истина  же  существует  сама  по  себе,  независимо  от  чьих  бы  то  ни  было  мнений  и  предположений.  Зачастую  спорщики  тратят  краткое  время  своей  жизни  на  попытки  доказать  противнику  правоту,  забыв  об  изначальной  цели  приблизиться  к  пониманию  истины.
   И  был  я  удивлён  таким  ответом  и  ушёл  от  него  в  раздумьях.
   И  опять  через  время  пришёл  я  и  спросил:
   -  О  мудрый  вождь,  вы  постигли  общественные  науки,  но  почему  же  прозябают  на  твоей  планете  науки  прикладные?  Где  признаки  технического  прогресса  и  технологической  революции  -  эти  несомненные  показатели  высокого  уровня  цивилизации?  Как  можешь  говорить  ты  о  совершенстве  и  гармонии,  когда  народ  твой  не  имеет  даже  письменности,  чтобы  увековечивать  образчики  высокого  поэтического  искусства,  слышанные  мною  неоднократно  и  навсегда  утраченные  для  потомства?
   -   Стыдно  и  невежественно,  чужестранец,  обо  всём  судить  своими  мерками,  не  удосужившись  поразмышлять  о  непривычном  и  оттого  на  первый  взгляд  несуразном,  -  укорил  меня  старец.  -  Недальновидно  и  глупо  принимать  достижения  в  области  техники  и  технологии  за  некий  оценочный  уровень  развития  общества,  тогда  как  суть  важной  остаётся  духовная  и  нравственная  область  бытия.  Ты  должен  понять  и  проникнуться  мыслью  о  разности  развития  названных  процессов,  не  параллельных  друг  другу,  как  тебе  это  представляется,  но  независимых  друг  от  друга,  а  зачастую  и  вовсе  не  соприкасающихся  в  плавном  течении  истории.  Раве  тебе,  страннику  Космоса,  не  встречались  на  пути,  усыпанном  терниями  и  метеоритами,  некие  общественные  образования,  сжатые  тисками  собственной  недальновидности  и  именуемые  тобой  высокоразвитыми  цивилизациями;  разве  не  видел  ты    муки  и  страдания,  когда  детище  их  слабого  разума  высасывает  кровь  общественного  самосознания;  разве  техника  не  является  изощрённым  орудием  убийства,  и  не  только  потому,  что  служит  войнам,  но  медленно,  исподволь  разрушает  социальные  основы?  Техника  убыстряет  бег  времени  и  укорачивает  и  без  того  недлинную  жизнь,  и  человек,  став  частью  порождённого  им  процесса,  уже  бесконтрольного,  устав  от  стрессов  и  конфликтов,  уже  не  стремится  ни  к  познанию  мира,  ни  к  определению  своего  места  в  нём;  там  законы  общества  главенствуют  над  законами  природы,  а  это  нехорошо…
  И  я  согласился  с  верностью  его  выводов,  но  он,  выпив  кокосового  молока,  продолжал:
   -  Заметь  также,  чужестранец,  что  при  определённых  условиях  техника  не  нужна ,  ибо  она  является  средством  воздействия  на  природную  среду,  неблагоприятную  для    биоорганизма.  На  твоей  планете  из –за  катаклизмов  среда  обитания  враждебна  человеку,  и  возникла  необходимость  использовать  нечто,  чтобы  приспосабливать  её  к  возможностям  вида.  Теперь  взгляни  вокруг.  У  нас  исключены  противоречия  со  средой  обитания:  климат  и  температура  самые  благоприятные,  деревья  и  кустарники  плодоносят  круглый  год,  рыба  в  реке  размножается  -  так  отпадает  надобность  трудиться,  в  поте  лица  добывая  хлеб  свой;    здесь  нет  хищников, и  нам  некого  опасаться,  мы  не  знаем  врагов,  потому  что  живём  одной  семьёй,  не  ведаем  страха.  Нам  не  нужна  твоя  техника,  поскольку  отсутствует  материальная  сфера,  и  все  наши  силы  направлены  на  духовное  самосовершенствование  и  наслаждение  истиной.  Мы  не  болеем  и  не  имеем  дурных  привычек,  наши  люди  красивы  и  сильны,  как  сама  природа.  Организм  женщин  функционирует  так,  что  они  рожают  не  более  двух  детей,  поэтому  мы  избавлены  от  угрозы  перенаселения.  В  письменности  также  нет  нужды,  ибо  информация,  необходимая  нам  для  счастья,  содержится  в  нас  самих  и  передаётся  генетически  от  родителей  к  детям.  Что  же  касается  стихосложения,  то  сам  процесс  ценнее  результата,  ибо  является  показателем  творческой  необходимости  самовыражения  личности,  но  не  беспокойся:  и  результат  в  должной  мере  вознаграждается  теми,  кому  адресуется.
   И  я  ушёл  от  вождя  удовлетворённый  и,  отдохнув  ночью,  утром  вошёл  к  нему  и  спросил:
   -  Неужели  помимо  внешних  вы  избавились  и  от  внутренних  противоречий?  Как  решается  у  вас  вопрос  власти,  и  не  случаются  ли  конфликты  на  этой  почве?
   Вождь  отвечал:
     -  Ты  возрадуешься,  когда  узнаешь,  что  у  тебя  нет  повода  для  волнений:  каждый  мужчина  моего  племени  знает,  что  наступит  срок,  когда  он  займёт  место  вождя  по  праву  старшинства.  После  того,  как  закончится  мой  земной  путь,  власть  перейдёт  в  руки  наиболее  обременённого  летами  и  опытом,  после  него  -  другому,  и  так  будет  продолжаться  всегда.
   -  А  даёт  ли  тебе  власть  какие – нибудь   преимущества  по  сравнению  со  всеми?  -  продолжил  я,  уплетая  гроздь  винограда.
   -  Никаких,  кроме  тяжести  личной  ответственности,  -  был  ответ  его.
   И  я  ушёл  просветлённый  и  принял  участие  в  массовых  игрищах.
   Не  помню,  сколько  времени  прошло  с  благословенного  часа  моего  столь  счастливого приземления,  и  я  уже  стал  всерьёз  подумывать  о  том,  чтобы  навсегда  остаться  среди  народа,  постигшего  высшее  знание,  и  принялся  даже,  обливаясь  потом,  за  сочинение  любовного  сонета,  дабы  преподнести  его  при  случае  какой – нибудь  красавице  в  надежде  на  взаимность,  как  в  мою  хижину  вошли  двое  юношей  и  передали  распоряжение  вождя  не  медля  явиться  к  нему.  Я  повиновался.
   -  Пришло  время  расстаться,  -  сказал  мне  вождь.  -  Твой  корабль  готов  к  старту,  все  неполадки  устранены.  Ты  был  одним  из  нас,  теперь  же  продолжи  свой  путь.
   -  Почему  ты  гонишь  меня?  -  с  тоской  проговорил  я.    -  Мне  хотелось  стать  одним  из  вас  навсегда,  я  как  раз  намеревался  просить  тебя  об  этой  милости.
   -  Не  проси  о  невозможном,  чужестранец.  Каждый  должен  сам  найти  дорогу  к  совершенству  и  получить  заслуженную  награду  за  долгие  усилия  тела  и  напряжение  разума.  Смирись  с  неизбежным  и  не  спорь  со  мной.
   Мы  вышли,  народ  ожидал  нас.  Вождь  оказал  мне  честь  и  лично  проводил  до  моей  развалюхи,  надраенной  чьими – то  заботливыми  руками  и  украшенной  гирляндами  цветов.  Погрузили  корзины  со  снедью.  Народ  пел  песни  и  исполнял  ритуальные  танцы.  Я  чувствовал,  что  плачу.  Вождь  гордо  стоял  неподалёку  и  смотрел  на  меня  ясным  спокойным  взором.
   Я  полез  в  посудину,  но  не  удержался  и  бросил  прощальный  взгляд  на  ставшую  мне  родной  планету;  сердце  замерло  от  печали.
  -  Послушай!  -  закричал  я  вождю.  -  Вы  беззащитны  перед  злом.  Не  приходила  ли  тебе  в  голову  мысль,  что  чья – нибудь  злая  воля,  обнаружив  вас,  воспользуется  силой  оружия  и  разрушит,  уничтожит  то,  что  строилось  и  достигалось  веками?  Ты  не  боишься  нашествия?  Кроме  меня  могут  прилететь  и  другие.
   -  Я  учил  тебя,  что  основа  основ  -  мудрость,  но  не  сказал,  что  основа  мудрости  -  осторожность, -  отвечал  он  мне.  -  Не  успеет  сгореть  трава  на  месте  старта  твоего  корабля,  как  все  мы  спустимся  под  толщу  тверди,  мощными  насосами  перекачаем  атмосферу  в  подземные  резервуары,  покроем  планету  жаронепроницаемой  оболочкой,  запустим  двигатели  и  ринемся  в  бескрайние  просторы  Космоса,  чтобы  найти  место  для  жизни,  ещё  не  известное  никому…
   Челюсть  моя  отвалилась,  и  я  смог  закрыть  рот  только  тогда,  когда  тысячи  километров  чёрной  бездны  отделяли  меня  от  чудесной  планеты.