Усталый мой, мрачный, как сумрак, синьор,
Пришедший красиво в потухшую жизнь,
И если захочешь остаться со мной,
То я задержу часовой механизм.
Позволю тебе я играть как угодно,
Ломать и чинить вновь разбитую куклу,
Ведь в руки твои ледяные я отдан
Навсегда, насовсем. Лишь часы снова стукнут.
И если желаешь ударить — ударь,
Захочется сердцу убить — так убей.
Вот только родится за грудью печаль
От грустных бредовых танцовщиц идей.
Треск плети по телу приму я за ласку.
За слово "люблю" посчитаю жестокость,
Но правду не скроют слова и отмазки,
Не скроет улыбка обман и порок, злость.
И больно душе моей, больно и томно
Знать правду, металлом тянущую вниз
Куда-то под землю, где толпы и сонмы
Уснувших навечно, закопанных лиц.
Забытых и стёртых из гнусной, из памяти,
Червями изъеденных ласковых лиц,
Вы, люди погибшие, точно лукавите,
Желая лежать в плену душных гробниц.
Синьор мой печальный, зачем эти души
Ты так наказал и измял их сердца?
Не жду слишком много, но только послушай,
Теперь мне не страшно, что следом и я
Однажды навечно, уже совсем скоро
Прильну к обнажённым до кости рукам
И также засну, не дождавшись и Скорой.
Быть может, однажды заснуть так и Вам.