Привет, скелет, давай поговорим,
о том, о сём, короче, потрепаться,
что мы с тобой желанием горим
до истины, быть может, докопаться.
Наш организм – совет директоров,
гормоны, же'лезы, подкорки,
всё действует, пока скелет здоров,
а та'инство страстей скрывают шторки.
Но если страсти сокрушили скит,
какая правда там, какое там прозренье,
когда всё рушится, весь мир горит,
и правит бал простейшее везенье.
Тогда ломается земли хребет,
и голый ты стоишь без бывшей плоти,
ты, понял, наконец, был столько лет
в утробе ненасытного болота.
Зачем, скелет, зачем тебе мозги, –
да подавлять своё сопротивленье:
вот это – да, а это – не моги,
а дальше как пойдёт, под силой тренья.
Похотливо змея ползёт в кусты,
и в норки тайные, и в птичьи гнёзда –
да знают все, что мудрости черты
зачем – то прилепили твари грозной.
Вот так и время вкрадчиво скользит,
лишь иногда заставит тихо ойкнуть –
ужалило, и холодок сквозит:
напрасно всё, и в чём – то стал нестойкий.
Порядочность теперь едва журчит
и пузырится фарисейской мессой,
когда в беде, и совесть промолчит –
что напрягаться в тягостном процессе.
Ковчег направит новое весло,
когда утихнет дикое злословье –
скелет согреет новое тепло,
вновь оживёт прохладное зимовье.
Потом ты скажешь тихо, про себя
из поперхнувшейся болотной дали:
«…ты, голый череп посреди жилья,
на что ты намекаешь, зубы скаля…»