Вышневецкий записок не любил. Особенно анонимных, как та, что шершавой проблемой лежала в руках. По устоявшемуся порядку, впитанному с молоком вышестоящих, смене надлежало быть спокойной и скучной. С неспешным заполнением отчетов, где решительно ничего не случалось. Пригладив примятый форменной кепкой ершик, он с ненавистью вперил взгляд в половину страницы, неизвестно как оказавшейся на столе. С пометкой "А. Вышневецкому".
Наметанный взгляд изучал надпись, затейливой вязью украшавшую половину страницы. "Если вам дороги жизнь и..." Опер сосредоточился. Под черепной коробкой билась и металась с трудом осознаваемая мысль, как бы намекая на что-то важное, но надежно забытое.
"Жизнь и..." Арнольд зажмурился, пораженный образом большой буквы И, тянущей к нему руки, в поисках защиты и справедивости. Помотав головой, он в третий раз перевернул записку, больше того - посмотрев сквозь нее на лампу. Бумага не изменилась. Вышневецкий скрипнул крепкими, похожими на бивни зубами, сквозь которые рвалось нечленораздельное.
Коммуникатор запищал. Арнольд привычно снял трубку, поднимаясь по стойке "смирно".
- Лейтенант Вышневецкий - голос не спрашивал. Он утверждал.
- Слушаю.
- Громов. Мухой ко мне!
- Е... - произнес адресат, обращаясь к невидимому собеседнику и
- Сть... - к замолчавшему аппарату.
Арнольд шел по коридору. Бесконечные стены, периодически сменяющиеся дверями и поворотами в глубину Управления, с привычной незаметностью убегали назад. Под назойливые мысли о странности вызова от начальства, прежде до разговоров не снисходившего. Пройдя пропускной, со стоически скучающими дежурными, он остановился у массивной, бронированной двери, украшеной гербом. "Где-то далеко, очень далеко..." - мелькнуло внутри знакомое. И умолкло. Арнольд толкнул дверь.
В кабинете было просторно, светло и уютно. На столе, из полированного дерева, торцом обращенного к посетителям, на салфетках разместились два подстаканника, из которых, через толстые грани стекла - пробивались янтарные блики.
- Арнольд Игоревич, прошу - майор Громов, крепкий старик, затянутый в форменный китель, безукоризненный с точки зрения чистоты, указал на ближайший к подчиненному подстаканник.
Вышневецкий присел на край стула, ощущая в теле неестественную прямоту.
- Лимон, сахар? - взгляд начальства выражал полный карт-бланш. Даже жесткие усы - казалось, перестали топорщиться, напоминая одного пожилого, но востребованного телеведущего.
- Я... - Арнольд задумался, усилием воли отклонив вариант с выбором приза.
- Да?
- Нет. Да. Спасибо...
Повисла легкая пауза. С каждой секундой набиравшая вес.
- Арнольд Игоревич, что вы думаете об этом? - в янтарные блики вползла половина страницы. - Утром была у меня в кабинете.
Дрожащая рука потянулась к карману, пока взгляд рывками проглатывал информацию. На бумаге, неровным почерком было выведено "рассудок, не ходите вечером на..." Рука остановилась на полпути.
- Так что, это вам что-нибудь говорит? - взгляд и усы начальства, с каждым словом обретали привычную жесткость.
Вышневецкий проглотил комок, поправив пуговицу форменного пиджака.
- Увы - он покачал головой, покосившись на нетронутый чай.
- В таком случае - не задерживаю.
Негнущиеся ноги несли не слишком молодого, но удачливого оперативника по бесконечным коридорам, мимо козыряющих часовых, к родному, до колик знакомому кабинету. Мозг гения оперативной работы пронзали мысли о близости к провалу и удачному окончании дела, не нависшего очередным висяком. Отдельно, словно мухи на свежей порцией мушиного рациона, роились другие - о загадочном злоумышленнике, разбросавшем тетрадки неведомого ученика по коридорам неприступного Управления, но мощный ум оперативника с легкостью их отгонял. И лишь одно обстоятельство тревожило блюстителя правосудия, сложившего вместе строки загадочного послания - куда и почему не следует ходить по вечерам." А впрочем" - признес внутренний голос, с которым периодически беседовал лейтенант Управления По Контролю За Внеземными Формами Жизни А.И.Вышневецкий, "не все потеряно". "Главное - до пенсии дотянуть". И помолчав, привычно добавил "на".