Один, второй, четвёртый, третий,
У стенки молча все стоят.
Да, не дожили до сединок,
Да, не побыли в матерях..
Готовьсь! Надежда умерла..
Прицельсь! И пуля метку ищет,
Огонь! И стенка в решето..
Один вперёд, другие сбоку,
Четвертого разтрепетало,
Здесь изваяние такое,
Что слез и криков было мало..
Вот там, под Васенькой Петровым,
С кем в мяч играли во дворе
Ещё дрожит рука Алёши,
Что гладит Вику по щеке..
Она была не иностранка,
Но по-французски толк хорош,
И медсестрицей была славной,
"Мир будет пухом ей" - не ложь.
А Витя Меткин, задыхаясь,
Пытался вымолвить одно:
"О, мама" - главное на свете,
А нет, не деньги, как в кино.
Вот так, застыло и приелось,
Все было на моих глазах!
Те лица невиновных судеб,
Теперь витают в небесах..
Я убирал всё так, руками!
Я трупы в грузовик кидал!
Я знал, что скоро сам погибну..
Я чувствовал, я умирал.
С утра на марш, на пересчет.
Хватило всех, Господь помог..
Вдруг слева пятиглавый строй
Но нет, они не шли домой...
Бессмертный полк тот брёл к амбару,
Амбар тот после был сожжен ..
Сгорело всё, сгорели жизни.
А тех, пытавшихся трудом,
Тех догоняли пулеметы,
Такая смерть, такой закон.
Закон войны, он бесподобен,
Суров, обманчив и жесток!
Он сотни жизней забирает!
А результат - никак не впрок..
Уж сутки были ближе к ночи,
Так тихо-тихо, ни звонка.
Уже вели нас в униформе
В барак под тусклой цифрой два
Привык я к сену да и к доскам
И к вечной, тесной мерзлоте,
Прилягу я на балку сверху,
Увидеть пару звёзд в окне.
Рабам ведь тоже снятся сны?
А кто меня признал рабом?!
И если так, хотелось мне,
Чтоб стала ты последним сном..
Но снова утро, снова в труд,
Лопата в руки, люди в круг..
И там, в этой бездонной яме,
Там погибали все мечты.
Отца и мамы, новобранца
Всех наций, расс и всех сортов!
А опосля, в заросшей куче,
Поставят море им цветов..