– Плывут по донышку деревья рыб –
точь-в-точь водоворот черешен, лип,
проваливается глубина,
и медленно надводная Луна
к карасикам, к зелёным пескарям
под воду опускается до ям,
и трогает лицом озёрный мрак,
под лодкой, – удивляется рыбак.
//////
«...И всё же этих окон медь» –
сиреневая морозь ведь,
спасения замёрзший «елисей»,
и комната укромная за ней
с подброшенными ниточками слов,
парящими в пустотах пузырьков,
и земли у порога – холода
и губы обдувают города.
//////
У Волги одуванчик сочен, жёлт,
истачивает запах астры от…,
и в гущу опускает ветви ель,
цепляя за макушки ели-ель,
присыпанные хвоей, капли век –
спит в речке муравейник-человек,
с вплетёнными лисичками у ног,
и тронув плавником широкий бок,
оранжевая щука что-то ест –
вползает муравейник в хвойный лес.
под молнией, под тучами, и раз
в полете открывает ворон глаз
////////
В брод встречает иноходцев
лесо-хвойное болотце
///////
Бывает водопад не станет течь,
и хочется на капли
стоя
лечь –
река под небосводом, да
колышется, не падая вода
//////
Подуешь в маленькую печь,
напрямки в глазки –
согревается до полых
плеч утюжок Касли.
поодаль – смоляная дверь,
уголь посыпка,
колышется оком в синеве
с ноготок зыбка.
в подполе тронешь судьбу нем,
шорох Ашу...
просыпаются дети в старине,
гладишь рубашку.
///////
она обычно лепит парк,
из неба фонари, дорожки,
прохожих... иногда из па-
лицев-осин туманы, мошки
вливаются в короткий сон –
поднимет капли-капюшон,
и нет лица, и волос вьется,
уменьшенное дышит солнце,
идущее в ночь босиком
по деревенскому забору,
и утро бы увидеть в пору,
но солнце соляное далеко.
///////
Когда осока долгим «...эмь»
слезится в луговую темь,
закручивает дол, и новь –
выкатывается любовь,
искрящий после жизни ком,
что мальчик подберёт потом,
запомненную душу –
над Волгою разбудит снег,
земли прижатой словно не,
и голубь пролетает «...ось»
холодные ладони сквозь.
//////
Осенью,
соломинки неся, ручей
застынет богом на плече,
всегда прозрачным, добрым,
то одёргивает
вдох –
пальто,
старается воде помочь
бежать по телу змею в точь
по ветру к тучам,
к землям – от,
шарфом-водоворотом, вот.
///////
Под кистью – сумасшедшее, она,
прозрачно-нитевые всходы,
растения холодные у сна,
что мают мебельные воды,
печалясь, размывают акварель –
прокладываются дорожки
в заснеженное поле, в декабре,
о каблучок, её сапожки
стучит художник в небо – валит снег,
в оборванном листочке.
///////
Становясь черешней,
что волос дышит – часодрев,
шаги бессчетным лункам схожи,
оставив пелену коре,
черешенка – прохожий
заиндевелое холмов
из почвы, из листвы, из чащи,
что впитывается само,
искапает, шумяще,
и люди исчезают вне.
Ты спрашиваешь по-чрешному
… дорогу к дому,
у ног-корней.
///////
Над книгой коршуном Катунь
заменит небо, только дунь,
и медлить – слушать перекат
мы, сочиняя, сядем над,
загадывая валунам –
падут с ладошек горы нам,
на дне протока белых туч,
наш дом из кирпича тягуч
под пальцами, что селевой
течёт на погребе живой,
в нём тополь – за окошко вдаль
из дерева глядит печаль.
//////
Ухожу, прижимая спасенье –
лисье самое рыжее «ё»,
тишина – это твёрдое сено,
и знакомое имя одно…