Двор как плац прямоуголен,
но танцуем в нем кругами -
врозь и парами, как в школе
бальной, брезгуя углами,
утром бегая за хлебом,
вечером - за пивом с воблой,
выход запасной - лишь в небо
или к родственникам в область
к шелковым путям Тараза
через перевал буранный
Кок-Ойрок и по рассказам
Геродота вдоль курганов,
кулпытасов намогильных,
в рай урючный и кизильный
на лошадке сухожильной
в наш аул дорогой пыльной,
вдоль реки… Через границу
и обратно - что качели -
кружат над добычей птицы
в ритме вальса, зреют сели
как нарывы. Лейкопластырь
слова не спасет над бездной,
дырчатый бумажный пастырь,
выспренный и нелюбезный.
Речь жива в толпе и в паре,
ручеек дорогой длинной.
Был непобедим в кокпаре
наш Каракемир старинный.
Ночь в саукеле сверкала
всеми звездами своими,
говорили аксакалы
то же, что и Старший Плиний -
о созвездиях крылатых,
чтобы быть у них в фаворе,
о предвестницах косматых
перемен, войны и хвори.
В девятьсот десятом солнце
брызнуло дневной кометой
а потом второй. На донце
оставалось жить. Приметы -
по Европe призрак бродит,
призрак коммунизма с мытом,
зла круговорот в природе
степняков задел копытом…
Семью дедушки в двадцатых
расстреляли всю, за домом -
бей веселых и богатых
азиатов, коренному
населенью полагалось
быть в советах или красным,
пережитком была жалость
и все то, что было частным,
нежным или совершенным
через меру, новой верой
стала партия. Подмену
объясняли инженеры
надобностью просвещенья
угнетенного народа
(кем?), к тому - месторожденья
меди и нефтепроводы…
Был горяч красноармеец
и спешил, в живых оставил
двух детей - пусть повзрослеют -
еще не был в комсоставе.
Илимхан-апай глухая
тайно воспитала братьев -
дедушку и Кашкимбая -
стал никем, кто бывал знатью…
Век похоронив прошедший
на энергии распада
ездит миша сумасшедший
по арене - клоун ада.
Разрешая все сомненья
близорукий, косолапый
называет возрожденьем
год две тысячи двадцатый.
Память-платье треплет ветер
поднимая пыль и злобу
как обертку от конфеты
съеденной не нами. Глобус
там где степи - желт и плосок,
под Тянь-Шанем – плодороден,
зацветает даже посох,
если поливать свободой.