Каторжане в застенках, / и в судах воры, кайны, злодеи!
Как же так получилось, / я не с вами в цепях в этот раз?
Вы, убийцы, предатели, / не найти никого вас подлее!
Но и я ведь бездушный, / и нещадный, как каждый из вас...
Эй, ты, жрица любви, / на показ выставляешь ты тело,
Ведь, должно быть, премерзко / в полумраке твоей конуры,
Но кто я, чтоб судить? / До грехов мне твоих нету дела.
Кто сказал, что совсем / я не так же бесстыден, как ты!?
Как я грешен, виновен! / Все, сдаюсь! Вот мое вам признание!
(О, поклонники, тише, / комплименты не внемлю давно.
От похвал содрогаюсь, / панегирики мне как заклание.
Ведь в себе я и знаю, / и вижу, что вам не дано)
Моя сдавлена грудь, / задыхаясь от грязи, стенаю.
Мне приемлема слабость, / я в сетях и распутства, и лжи.
Равнодушный свой лик, / маску циника вновь одеваю,
А внутри без конца / адский шторм точит берег души.
Я во всем как они, / я - злодей, я - товар на продажу,
Хулиган - мне товарищ; / обниму я блудницу, любя.
Как могу осуждать их? / Ведь и я - окаянник со стажем.
Ведь отречься от них / значит, мне позабыть и себя...
4.5
О Р И Г И Н А Л
You felons on trial in courts,
You convicts in prison-cells, you sentenced assassins chain'd and
handcuff'd with iron,
Who am I too that I am not on trial or in prison?
Me ruthless and devilish as any, that my wrists are not chain'd with
iron, or my ankles with iron?
You prostitutes flaunting over the trottoirs or obscene in your rooms,
Who am I that I should call you more obscene than myself?
O culpable! I acknowledge--I expose!
(O admirers, praise not me--compliment not me--you make me wince,
I see what you do not--I know what you do not.)
Inside these breast-bones I lie smutch'd and choked,
Beneath this face that appears so impassive hell's tides continually run,
Lusts and wickedness are acceptable to me,
I walk with delinquents with passionate love,
I feel I am of them--I belong to those convicts and prostitutes myself,
And henceforth I will not deny them--for how can I deny myself?