Приходил ко мне юный, курносый, рыжеволосый.
Приносил свою нежность к ногам. Свою страсть - в виски.
Заплетал в мое сердце тепло и тюльпаны - в косы.
Говорил не нужны ему вечность, снега, коньки.
Только я. И грозился забрать меня в край, где лето.
И не слушал про то, что душа навсегда в снегах.
Он смеялся и плакал. Он мне посвящал куплеты.
Он грозился до дома нести меня на руках.
И когда в край шагнула девчонка с горящим взглядом,
Я была даже рада. Хорошая, забирай!
Мне не надо тепла. И чужого, поверь, не надо.
В вашем домике с садом путь строит свой вечный май.
Приходил ко мне рыжеволосый, курносый, юный.
Говорил - тосковал по сияющей мерзлоте.
Чего хочет не знал. Не писал и не трогал струны.
Мои руки держал как блуждающий в темноте.
Говорил, что нужна. В этот раз без приставки "только".
И не слушал про то, что на вечность он опоздал.
Он смеялся и плакал. Он льдинок ломал иголки.
И звенел от тоски и отчаянья тронный зал.
Я ему говорила: остынь, мой смешной мальчишка.
Прочь! Я дам тебе лучших оленей, скачи назад.
Ты погибнешь здесь, глупый. Замерзнешь в своем пальтишке.
Там вдали тебя ждут твоя девочка, летний сад.
Приходил ко мне юный, курносый, рыжеволосый.
Приходил и молчал. И у трона стоял босой.
Не дарил мне тепла, не вплетал мне тюльпаны в косы.
Не смеялся, не плакал, не звал меня за собой.
Я - смеялась и плакала. Странно и так нелепо.
Я гнала его прочь. Мол терпению вышел счет.
И, смотря ему в спину, все думала - рухнет небо,
Если он вдруг однажды послушает - не придет.