Была у Элька бабушка Аня, папина мама. Папа всегда говорил: «Баба Аня», а маленькая Элька слышала «Бабаня» и не могла понять, почему ее так зовут, а спросить не догадывалась. А когда узнала, что она Аня, подумала, что все «Бабули» - Ули, Ульяны, то есть. И кто же тогда все "Бабушки" – «Ушки» что ли. Но это только предисловие. Бабаня очень любила разговаривать сама с собой. Даже если кто-то был рядом, она все равно сама с собой разговаривала. Может, она в Эльке собеседника не видела, мала ведь совсем.
«Что-то самочувствие мое сегодня не очень, - говаривала Бабаня. Погода что ли меняется. Да, верно, ветер какой поднялся, что-нибудь да принесет, например снег в июне. И пенсию не несут…
А вот когда я была молодой, в этом мире все было так устойчиво, так надежно. Зима, так зима, сугробы, санки. С горы летишь, щеки раскраснелись, косы из-под шапки выбились. А в гору санки везет ВиктОр, - продолжала Бабаня, делая ударение на последний слог, когда вспоминала какого-то Виктора. Впрочем, она его часто вспоминала.
А в гору санки везет ВиктОр, сильный, высокий, статный… Да, нежные воспоминания.
И лето, как лето было. Жара, знойное солнце, птички - птички щебечут, кузнечики стрекочут. Сено буйными охапками в кучу, в кучу. А затем на сеновал. Молоко парное. И ВиктОр пьет из кувшина жадными глотками, молоко струйками вдоль губ стекает, белыми струйками по загорелому телу. И смотрит на меня синими глазищами. Аж дух перехватывает. Уж какое тут молоко?
А сейчас молоко в магазинах! Там и молока-то нету! В молоке. Так, порошок один. Что продают? Травят нас, поди. Не хотят, чтобы мы своей смертью умерли. Интересно, когда я умру, сколько осталось, может, лет пять, а может, все пятнадцать. А Элька малая успеет к тому времени замуж выйти или не попаду я уж на свадьбу? Да мне и одеть-то нечего… А новое покупать? Не знаю, не нравится ничего, все не то, синтетика одна.
Вот бывало, я раньше в нарядах щеголяла. Помню, с маменькой принесли с городу отрез ярко - синей ткани в белый горох, да платье пошили. А ткань легкая, будто облако, да так на груди нежно ложится, да так по бедрам струится. Ох, и кружилась я тогда в танце, упала бы, если бы не сильные руки ВиктОра. Ах, ВиктОр…
Да пенсию, не знаю, когда принесут. Они никогда ее вовремя не носят. Петровна - соседка говорит, что они ее, эту пенсию, специально задерживают. Они ее в банках прокручивают, и проценты с нее имеют. Там, наверху. Это у меня пенсия маленькая. А, ежели все пенсии собрать, да проценты даже за пару дней снять, это же какая сумма будет! Вот и крутят! Издеватели! Нет, не дадут своей смертью помереть. Вот лекарства вовремя не куплю и помру…
В наше-то время и не болел никто. А, ежели кто заболел, то помирал вскоре. Родился больной ребенок, так умрет, значит, если не сразу, так попозже. Вот у соседей наших в деревне одиннадцать родилось ребятишек, а до взрослых только семеро дожили. Помню, у них один Володя умер в годик, так они другого сделали, и опять Володя, на те же документы. А сейчас всех лечат, с утробы начиная, и до последних дней. Может, оно и не надо природой, чтобы человек жил, но врачи выходят, операцию сделают и все, живи! Никакого естественного отбора. Может, ему Господом судьба другая дана. Но человек во все вмешается и все переделает. К чему идем?
А молодежь сейчас какая? Смотришь иной раз в окно, идет молодая поросль, волосы по плечам вьются, штаны, футболка. Он или она? Гадаешь – гадаешь! Бедер нет! Так они и у девок-то не сразу появляются и не у всех, сейчас мода на худые жерди, без бедер и груди. А порой и у парней такие бедра и грудь, что любая девка позавидует. Они ж, парни-то нынешние ничем не занимаются, только у компьютера печеньками да колбасой свои формы напичкивают.
В наше время, бывало, провожает тебя парень с танцев, обнимет у калитки. Так он жесткий весь был! Тело жесткое, руки жесткие, мышцы одни! Только губы мягкие… Интересно, где сейчас ВиктОр?... А как приветлив был… Жив ли он сейчас?
А сейчас никто ни на кого и не смотрит. Раньше все друг друга в деревне знали, здоровались, улыбались. Пока до магазина дойдешь, наговоришься со всеми, все новости знаешь. А тут в клинику придешь, к доктору записаться, так в окошке, где карточку выдают, и не скажут ничего толком, так, рявкают только. Да и доктора не те стали, у них писанина одна на уме, а человека они не видят. Записал все в сто бумажек и иди отсюда, ни слова доброго не услышишь, ни помощи не дождешься. Они и дипломы-то свои покупают. Какие же это доктора? К чему идем?
Федя, пенсию-то когда принесут? Тебе чего почтальонка по телефону сказала? Молчит. Спит Федя или оглох совсем.
Элька! Неси Бабане таблетки синенькие с чаем, а себе конфету возьми».