Вчерашний день заглядывал на ужин.
Плевался в спину, выкрикнув нарочно,
Что я от сухожилий и до кожи
Изрезан и совсем обезоружен.
Он говорил, мне стоит оглянуться,
Ведь позади иная жизнь бежала,
Что выбрав путь по терниям, кинжалам,
Я смог бы только сдаться и загнуться.
Он мямлил так невнятно и нелепо,
Что выбрав жизнь с опасностью и болью,
Я сам себе построил жизнь в неволе,
Что был обезображен, ранен, слеп и
Не видел нечто большее, чем нынче
Передо мною расстилившуюся даль,
Что издавна запрятана в печаль,
Но с каждым годом чаще счастье ищет.
Он мне венцы накладывал на темя,
Пророчествами ласково сорил,
Что возвратясь назад, я б позабыл,
Как на свою Голгофу волочил я бремя.
Манящее забытое отступье
Своей неполнотой изрядно манит,
Но прошлое не знает, что не ранят
Меня болезни, горечи и струпья,
Но прошлое не знает, через что я
Пройти решился, болью заплатив,
К чему стремился я на жизненном пути
Порою наплевав на все устои:
К светилу ясному, что светит в полумраке,
Что согревает в холоде январских зим.
Светилом этим я заботливо любим
И превращен был в принца из дрянной собаки.
К нему моя душа устремлена,
Его небесные светила ублажают.
Его и я нещадно обожаю,
Кого определила в дар мне мать луна.
И бесконечный хор созданий поднебесных
Ликуют, восхваляя дар терпенья.
И лишь тебе, луны великое творенье,
Я посвящаю ангельские песни.