Темнеет. Вечер на Абая
из жилы льет ультрамарин,
кармином горы догорают,
ломают руки фонари.
Машин мигающие реки
несут солдатов бытия
и маркитанок. Дольше века
смеркается над Аз и Я,
над алматинским Вавилоном -
японец тоже строил! - речь
журчит от песни до жаргона -
всех языков не перечесть.
Как встарь сзывает на молитву
и разговенье муэдзин,
азан парит как дым над битвой,
касаясь тающих вершин,
и возвращенье так возможно,
так близко - руку протяни -
вот кот ступает осторожно
за горлинкою на карниз,
вот деда дом, дверь магазина
где раньше продавали хлеб,
буханки разнося в корзинах
в халатах белых, как рецепт
на жизнь. По карточкам давали
день за неделю, год за пять,
был тополей пирамидальней
тать, упразднивший букву ять,
арабской вязи след, латинку
и вольность пыльную степей,
раскрасив в букваре картинки
советских истин прописней,
закрепостивший ветр кочевья,
шептавший словно аурах
что-то знакомое, как пенье,
на всех семейных торжествах,
где нас Умай-эне качала
склоняясь как к земле трава…
Где есть конец, было начало -
без меры, раньше чем слова.
Заря сгорела. Онемела
капелла птичья – город-сад,
как будто черное на белом
весь негативом переснят,
березы вышиты на бязи
окон пятнистою листвой,
осина вяза долговязей -
болтливый летний часовой.
Зеркальной грудью ерепенясь
Есентай Тауэр блестит,
вбегая в небо по ступеням
как топ-менгир - в энеолит,
и вынырнув над тьмой и смогом
друг с другом башни говорят -
словно гуляющие боги,
готовые принять парад
всех этих верненских домишек
в компоте, яблонь и людей
живущих под одною крышей,
неровный ряд трудов и дней,
и мягко приходящей ночи
с огнями улиц невпопад,
во сне меняясь в Санта Кроче
или хотя бы в Ленинград.
Кому-то снится огнь Гоморры
с Содомом, сель и камнепад,
но безмятежны степь и горы,
как будто сотни лет назад -
когда синело и алело
и лиловело по краям -
но не было души и тела
чтоб так любить по вечерам.
15 апреля 2018
Фото Берик Баишев