Третья кривая
Меня и сотовый сигнал
Сожрёт подземный переход.
Я здесь однажды умирал,
Как умирает Луноход.
Здесь под гитару музыкант
Поёт про город золотой
С картонкой: «собираю банк,
На опохмел души звездой».
И объявление висит
Сдаю двухкомнатный ковчег,
А рядом скидка и кредит,
И чей-то скрученный пробег.
Откуда, что берётся вдруг:
Ночь, улица, фонарный столб,
Подъезд, этаж, движенье рук,
Ты вышел, или ты вошёл?
Что остаётся от людей?
Наверно музыка одна.
Музы’ка - так всего верней,
Она рождению ровна.
Закончив петь про городок
Певец дурмангелом завыл
И в толстокожий потолок
Тремя блатными зарядил.
На трубку мира был похож
Такой же длинный и худой,
Он перехода млечный вождь
Его сгубила нота «до».
Барыга многовековой,
Полупотомственный колдун,
Заблудших ловит под землёй
На брызги золоченых струн.
Постой, а Цоя можешь спеть?
Могу. И дымом мне в лицо
Дыхнул, и ламповая медь
Впустила десять подлецов.
У всех чугунные глаза
И карабины на плечах.
Шагает форменный абзац,
И дрожь рождается в руках.
А у стены уже стоят:
Катаев, Ганин, Гумилёв.
Стоят на краешке гвоздя
С глазами мокрыми от слов.
А на полу печатный лист
Щебечет о пяти углах.
Ему не страшно он артист,
С печальным голосом крыла.
Аплодисменты по ушам
И наземь падают тела,
Из ран белесая душа
На грязный кафель потекла.
А в этой луже плещет глубь
А в этой луже крики птиц.
Стучится дрожь как поцелуй
Из бронзовеющих глазниц.
Кружат мучные мотыльки
Под Люберецкий декаданс
А где-то Сплин в пылу тоски
Играет каменный романс.
Мой призрак на плечо присел
И тут же канул музыкант,
И вмиг закончился расстрел,
И я стою как истукан.
На три-четыре отомри.
И проглоти свой бледный вид,
Не слушай эти фонари,
В них свет иссушенный гудит.
Весь этот город чёрный зверь,
Уже давно в кредит живёт.
Глазам разбавленным поверь,
Для большинства важней живот.
Идём по лестнице наверх
Закуривая тусклый свет
Туда где одинокий сквер
Напоминает монумент.
Идём, ногами шевели,
Тащи свою живую тень.
Туда где окна патрули,
Среди людей растят ячмень.