Иных уж нет, а прочих залечили.
Один, параличом страдая в Чили,
покончил счёты с жизнью, как учили
и Маяковский, и Хемингуэй.
Второй скитался по столичным храмам
и сам себе в итоге вырыл яму,
он, как Сократ Афинский, выпил яду,
что в чашу подливал зелёный змей.
Иных уж нет, а прочие – в полоску,
кто жизнь прожил без блеска и без лоска,
вселенную копировал на плоскость
и грыз в пиру богов пустую кость.
И третий, тот, который вечно лишний,
забылся под возвышенные вирши,
сжимая в жмене косточки от вишни,
святую ярость и слепую злость.
Иных уж нет, и я ничем не хуже,
и я порой валялся в грязной луже,
и бомж-пакеты открывал на ужин,
и ощущал мгновенья у виска,
усталый раб, замысливший эскейпы
в саванны или – проще – лесостепи,
носящий набекрень мозги и кепи –
меня погубит русская тоска.