То не век, не красивое прошлое время,
То, где речи живые полны чистоты.
То любовь, та, что летней чуднее метели,
Что дарует спасения сень с высоты.
То не ты, это ангел твой, ангел небесный
Через голос, что соткан был из доброты,
Душу вылечил мне голубиною песней
Потаённой и прошлой земной красоты.
И печаль, слёзы все -- в светлом сердце застыли
Уходя; ноты кажутся чем-то просты,
Словно помнил твой голос лишь Деву Марию,
А не сад и не осень земной пустоты.
Тишина на века первозданного рая,
И воздушной печалью дышали уста.
Моё сердце давно не стучит -- замирает,
И вся жизнь в те мгновения страшно проста.
Это, может, так губы сжимались молельно,
Что в той песне -- безмолвия больше в стократ,
Как в молитве; и жизнь, что проста запредельно,
И входил серафим в так привычный мне ад.
Пусть искрилось в земле золотое монисто
Из последней листвы, что брала себе смерть.
В этом сумраке стылом и дьявольском свисте
"Богородице Дево" посмел ты пропеть.
Боль всё ярче казала всей жизни изъяны,
Их в больной темноте было легче смотреть.
Но и светом смиренным, врачующим раны,
Ты сумел все замёрзшие души согреть.
То не век, не удалое прошлое время,
Где бессмертье искусства полно чистоты.
То любовь, что взыскует, как светлое семя,
Вдруг улыбки Создателя и высоты.