Запляшут на крышах рассветные блики,
Разбудят деревья, кусты ежевики
И дом, заколдованный дом Вероники,
Когда-то живущей и умершей в нём.
И встретившей как-то в саду на скамейке
Худого в очках и в смешной телогрейке
Того человека, что ей, чародейке
Стал нужным и близким. И дальше вдвоём.
Тот близкий навек позабыл своё имя.
И небо смеялось над теми двоими,
Что жили мечтами и снами одними,
Над Никой, в чужом отыскавшей своё, -
Ветра путешествий и звуки шарманки,
А он был сражен красотою осанки
И пламенным пристальным взглядом цыганки.
Так в сильных людей превращалось зверьё.
Квартирка её из стекла и бетона,
На стенках плакаты с Аленом Делоном,
Конечно не ровня дворцам и салонам,
Но очень удобна для кошек и птиц.
Его конура словно логово зверя,
Мальчишеским бредом исписаны двери,
Квартира без жизни, без слов, без истерик,
Как было у сотни наёмных убийц.
Немыслимой встречи каприз снизошедший
Дано пережить городским сумасшедшим, -
К чему остальные идут безуспешно:
Прожить много больше, чем мог человек.
Прожить дни потопа, что с неба прольются,
И горький урок всех былых революций,
И страшный конец вавилонских конструкций –
Фантазия? Дар? В зазеркалье побег?
Поэтов в астральном искать лабиринте,
Их песни/стихи высекая в граните,
И спорить о Мастере и Маргарите.
(Судьба всех очкариков и Вероник).
Война. Они умерли в разное время,
Но разницу эту в минуту отмерил
Мессия, сидящий в широком партере.
Снаряд от любви не оставил улик.
Их парусник в русле серебряной речки,
Все пули растаяли, может, осечка?
Дрожат на ветру, завиваясь в колечки
Их кудри. И больше не слышно войны.
Два сердца сияют на шаткой орбите.
Им вечно сшивать судьбоносные нити
И спорить о Мастере и Маргарите
Под пледом космическим полной луны.