Остались гортензии в глиняной вазе
Грустить в голубом о встревоженных снах.
А сумрак и лужи с рассветом мешали
Коктейль на шершавых щеках мостовой...
И хмурились медные львов изваяния
глядясь в искаженную морду реки.
И звезды слепые вели к покаянию
За руку мозолистой тяжкой вины.
И гул поднимался в обыденном улье
Остывших под сенью луны городов.
И солнца лучи свои жала вонзали
В отверстия поднятых к небу голов.
Ветвями длиннозапястными клены
Забвению в жертву поэта несли,
Стонали рябины, как рыжие вдовы,
Слезу вытирая обрывком зари.
Кроило по нам седовласое утро
Сценарии судеб и будничных встреч.
И было до странности снова уютно
Сердцам среди вопросительных плеч.
В тиши поэтической выросло утро
Из трели - в души раздирающий рев.
И муза другому вручила кому-то
Букет из железобетонных оков.