Мария Степанова, ее поэзия

Алина Макарова
В продолжение темы о хиппи и не только. Ещё об одном поэте, которая немного хипповала, и которая тоже родилась 9 июня. «Аудитория поэзии – квалифицированная аудитория, те самые читатели-соучастники – всегда невелика, и, похоже, мало изменилась за последний век. Сколько-нибудь широкой ее можно сделать лишь искусственно: отрезав, скажем, доступ к другим видам досуга, вырубив музыкальные сайты, закрыв кинотеатры. Но даже если поэзия станет модным занятием, это не сделает неталантливого читателя талантливым, номинального – профессиональным» (Мария Степанова) .

Вот возьму да и не буду
Я сейчас писать стихи.
Вот возьму да и не стану
Ни за что стихи писать.
Я не Дмитрий Алексаныч,
Дмитрий Алексаныч умер,
Я не Александр Сергеич,
Александр Сергеич жив.
При лице литературы
Вроде я колоратуры,
Вроде я фиоритуры —
Волос-голос-завиток,
Электрический фонарик,
Быстрый и неровный ток.
Дух сирени как подсвешник,
Над которым я сгораю —
Дух табашный, шёлк рубашный,
Тело, видевшее вид —
Так бельишко, что стираю,
Прохудиться норовит.
(Птица кличет: тыц! тыц!
А ещё: не спи, не спи!
В ближнем небе много птиц
На невидимой цепи.)
Я семейная программа,
Ускоряющая ход,
Круговая панорама,
Одержимый пароход.
Никогда и не бывала,
А теперь ударил час,
Молодою и глупою
Я такою, как сейчас.

Мария Степанова

В прошлом году вышла книга поэта Марии Степановой «Памяти памяти», лучшая проза года, посвященная ее семье и выстраиванию отношениям с прошлым.

Мария Степанова родилась в Москве 9 июня 1972 г. Выпускница Литературного института имени А. М. Горького. Стипендиат Фонда памяти Иосифа Бродского. Попечительский совет фонда, определяющий лауреатов, возглавляет Мария Бродская, вдова скончавшегося в 1996 году поэта. В совет также входят главный редактор журнала The New York Review of Books Роберт Силверс, Михаил Барышников, Вячеслав Иванов и другие. Эта премия дает лауреату право на полтора месяца работы в Венеции и Риме .
Поэт, главный редактор сайта OpenSpace.ru. Автор шести книг стихов:"Песни северных южан", "О близнецах", "Тут-свет", "Счастье", "Физиология и малая история, "Проза Ивана Сидорова". Лауреат премий журнала «Знамя», премий имени Пастернака, Андрея Белого, Хуберта Бурды (Германия). Стихи переведены на английский, иврит, итальянский, немецкий, сербо-хорватский, финский и другие языки. Живет в Москве. Замужем, сыну девять лет. Первое стихотворение написала в 3 года, когда решила быть шофером, потом, лет в пять, пиратом, потом в семь решила, что буду поэтом и больше своего решения не меняла. Мария Михайловна о себе: «Мама почти всю жизнь, с детства, писала стихи, читала стихи и интересовалась исключительно гуманитарными делами. Но дедушка запретил ей поступать не в технический вуз, сказал, что с нашей родословной нужна специальность. И она окончила Строительный, всю жизнь работала по специальности — специальность называлась «инженер грунтоиспытатель». Она была хорошим инженером, хотя, думаю, гуманитарий из нее получился бы лучше. У нас стоит на полке томик Пушкина 1949 года издания, эту книжку дедушка подарил моей семилетней маме, на первой странице дарственная: «Будущему Пушкину от папы». Если кого благодарить за мои собственные стихи — это только маму, которая очень мной в этом смысле занималась. Она не любила петь колыбельные, поэтому читала мне стихи все детство напролет, множество стихов, от Пушкина до Блока с Мандельштамом. И, видно, как то они попали в кровеносную систему. Мама писала стихи, и, видимо, в этом все дело. То, что она писала, по-моему, очень хорошо, жалко, что это осталось поэзией для домашнего круга. В доме всегда был специальный климат повышенного внимания к словам и всему, что с ними связано. Папа - фотограф, который работал в разного рода реставрациях. Это самая гуща московской интеллигенции, ее средний слой, на котором все держится. Совсем не богема, совсем не то, что сейчас называется интеллектуальной элитой, а такая совесть времени - те люди, что не пишут, а читают. В какой-то момент мои стихи показали замечательному филологу Роману Тименчику, он посмотрел и сказал: «Да, девочка симпатичнаяи лучшее, что вы можете сейчас сделать, - изолировать ее от литературного сообщества, не надо ее пока показывать, дайте ей до чего-то дорасти». Школу почти не заметила. Я все эти годы провела, уткнувшись носом в книжку или читая ее под партой, не особенно реагируя на окружающее. И думаю, что это было типическое человеческое детство. Довольно счастливое и потому довольно одинокое. Потом уже, класса после восьмого, когда у всей страны началась интересная скачкообразная жизнь, она началась и у меня. Уже появились первые тусовки, я хипповала, слегка . Это,конечно, были уже совсем не золотые годы всей этой контркультурной истории, а поздние 80-е, когда все, что происходило, было заведомо разрешенным. Я совершенно не знала, что следует делать, но пыталась каким-то образом соответствовать. Выглядело это, видимо, диковато: как-то на мне одновременно уживались роскошные панковские браслеты с пятисантиметровыми шипами и хипповские фенечки. Я собой представляла такой жутковатый эклектический микс всего, что лучше не смешивать, и в голове у меня творилось нечто схожее. И в таком виде я пыталась примкнуть к общему веселью- в «Пентагоне», на Петровке (было такое кафе - «Петровка, 28»). Петровка, 38 приглядывала за «Петровкой, 28». У первого моего мужа был привод с замечательной формулировкой: «Находился в кафе по адресу Петровка, 28, нарушал общественный порядок (плевался)».

Наталья Гуревич, мама Марии Степановой

Отец Марии - Михаил Степанов, сын Николая Степанова, сына Григория Степанова, — русская крестьянская семья со своей эмблематической историей, родом из деревни подо Ржевом, откуда прадед Григорий ездил в Питер на заработки, кажется на Путиловский завод. На заводе он получил травму, руку затянуло в машину, пришлось отнять. Ему выплатили какую то огромную компенсацию, хватило на то, чтобы выстроить новый дом и выучить в гимназии старшую дочь. Но он довольно быстро запил и умер. Так что мой дед рос без отца и в настоящей нищете. Он пас общественное стадо, беспризорничал, внучке, уже под 80, пел «Позабыт позаброшен». И, естественно, он пошел в революцию, а куда еще? Дедушка со стороны отца был книжник — читать научился сам, чуть не по церковным книгам, и к книгам относился трепетно, он собирал библиотеку, каждую субботу с маленьким папой ходил по книжным. В его огромной библиотеке все книги были зачитаны до дыр и все страницы были исчерканы синим и красным карандашами: то, с чем он соглашался, было подчеркнуто синим, с чем спорил — красным.

Мария Степанова

Прошёл трамвай по кличке Аннушка,
Что нас с тобою подвозил.
Теперь какая-нибудь панночка
Откроет модный магазин.

Разложит белое и чёрное,
Протрет пустые зеркала,
На мониторы отключённые
Она посмотрит из угла —

Увидит в них не время пятницы,
Не покупающий народ,
Не три-четыре лёгких платьица,
А что-нибудь наоборот.

Увидит в сутолоке будничной
Походку дедовской весны,
Тебя, стоящую у булочной,
Авоську с воздухом страны.

Но это прошлое плавучее,
Его бессмысленный укор
Слезой затянется до случая
И камнем канет в монитор.

Мы открываемся, как краники,
Туда-сюда, туда-сюда,
И магазинные охранники
На нас не смотрят никогда.



Галина Семененко