А вот и ты - среди волшебных декораций, причудливо меняющих свой лик.
В роскошных анфиладах - постояльцы. В глубинах залы - цепкий меновщик,
одетый в бархат и батист: камзол, кюлоты, ботинки с пряжками, манжеты и жабо.
Разменщик времени, хитрец из Кариота, постигший тонкости гешефта назубок.
Не раз крутившийся в опасных передрягах, пронырливый сутяга и делец.
Добившийся признания бродяга нашёл по сердцу дело, наконец!
...Затеплив свечи на латунных канделябрах, над грудой фолиантов, до утра
строчит подсчёты в поимённых формулярах нетленной вязью вечного пера.
На первый взгляд, невинные обмены, раз гости добровольно отдают
за тайну уникальных гобеленов накопленное золото минут.
Но холст невиданный, с пространственным узором, сплетёный чьей-то нежною рукой,
представ на миг восторженному взору, вдруг сыплется холстинною трухой.
И оседает шлейфом тающего света, закручиваясь в лёгкую спираль.
Ладони ловят, ловят пыль сюжета... Поймав недоуменье и печаль.
Меняла шепчет: "Этот вот особый!"- протягивая новый гобелен.
И прячет в сейф минуты высшей пробы. А в пальцах снова только пыль и тлен...
Мерцая и вздымаясь бурунами, стекаются частицы в тайники,
к серебряным сосудам с именами, хранящимся вдали от глаз людских.
Хозяин тех хранилищ - добрый малый, любимец старых дев, гроза детей.
В отличие от хитрого менялы, людей не дурит филантроп Морфей.
Подручные его, с заходом солнца, прилежно начинают свой обход,
трезвоня в расписные колокольца. И в чашах начинается разброд.
Вихрятся змейками неясные свеченья, сияньем бледным сдабривая тьму:
летят, летят щемящие виденья, пронзая ночь, к владельцу своему...
Натянут холст на гобеленовые пяльцы. Мелькает нить, рисуя миражи.
Приходят и уходят постояльцы, так невзначай растрачивая жизнь.