Глаза
У мадонны глаза голубые,
Это честно художник наврал.
Это небо в глазах у Марии
Он увидел и нарисовал.
Он увидел в них много такого,
Что увидеть совсем не просил.
И набрал он что есть голубого
И на веки ладонь положил.
Привычка к жизни
Привычка к жизни как вода.
Как шум неспящего соседства.
Как дождь. Как море, наконец-то.
Сосед, ты там на месте, да?
Радиотехника
Несет большую сумку почтальон,
Журнал «Радиотехник» свежий номер.
А адресат как будто взял и помер,
Молчит и не выходит на прием.
Последней почты не дождался он.
И почтальон к груди четвертый номер
Прижмет как настоящий почтальон.
Истребитель
Шиповник скоро расцветет,
Из ульев высыплются пчелы,
И майский жук, жужжа глаголом,
Восславит бреющий полет –
Пилот, пиит и парикмахер…
И только лапками всплеснет,
Когда какой-то обормот
Прервет большую песню подло.
Piano
Р. Г.
Всюду, всюду тишина,
За стеною, под кроватью
И сидит в домашнем платье
С тишиною у окна.
Вдруг живая, право слово,
Пробежит по дому мышь,
Стащит корку из столовой,
Жизнь налаживая снова, –
Будет праздник, поглядишь…
«Что ты глупость говоришь!»
Карета
Тише, ветер, спит Наташа,
Разбудить ее нетрудно,
Сотвори всего лишь чудо.
Видишь, в белом экипаже
Кучер мимо смерть везет?
Тише. Тише. Поворот.
Пшеничное поле
Прошел по полю человек,
Срезая колосом мгновенье, –
И проглотило поле зренья,
И спрятало под камнем век.
Там будет синяя река,
Не вытекая из глазницы,
Нести поля и облака
И человеку будет сниться.
Он сотню раз в нее войдет,
В пшеничном поле обернется,
И теплым ветром захлебнется,
И в черноуску упадет.
Успеешь выдохнуть: «Сейчас!» –
По новой переснять картину,
В сто первый, в сто счастливый раз
Ладонью заслоняя спину…
Там деду будет двадцать пять.
Там впереди большая драка.
Там будет в деда дед стрелять
И колоситься поле злаков.
………
А впереди двадцатый век.
Век двадцать первый за плечами.
Идет по полю человек.
Играет музыка в начале.
Пташечка
На пальцах августа осенняя соната.
Лети, ворона-пташечка, за ней,
Не проворонь балтийского заката.
А проворонишь – в жизни не жалей.
Достанешь до рахманиновской ноты,
Скажи – мы были в этой стороне,
Где проливают наземь из аорты,
Когда у неба надобность в вине.
На целине восходят колокольни,
А что Россия? – божья слобода.
Садить кресты в сырую землю больно.
Срезать не больно, жутко иногда.
Гваделупская песня
Ах, боже мой, какой обман,
Какой обман иезуитский!
Налить стакан, подать стакан
И не давать губам напиться.
За камень истины на дне,
За винный и невинный камень,
Эдем, ты вспомнишь обо мне?
Бог с ними, с добрыми богами,
Но пусть гора зимой цветет
И розе быть. Быть может, красной.
Быть может смерть, как жизнь, прекрасной,
Но лучше пусть наоборот.
За крошкой крошка сын придет…
Мы все придем за ней однажды,
Накормлен будет каждый рот
И допьяна напоен каждый.
Но лучше падре пусть не врет.
Индеец или неиндеец,
Мария или Тонанцин –
Рай, он всегда чуть-чуть правее,
Всегда за поворотом, сын.
Там губы – розы розовее,
Там розы – губ не отвести.
Там тот же ад – чуть-чуть левее,
Стучит, как часики, в груди.
Безоблачный закат
Там за окном глаза, глаза…
Был ветер, выглянули лица.
А как о звездах написать
И с мордами договориться?
Дневное золото истратив
На тех, кто были и забудут,
Дом уплывает на закате –
И море черное повсюду.
Но пепельна царица ночи.
Безбрежно царство одиночеств.
Не саламандры и не люди
Живут в проклятой стороне,
И рожи корчатся в огне…
Ну как сказать: «Был вечер чуден,
И улыбалась бездна мне»?
Любовный роман
Любовный тянется роман
Моих стихов с подругой жизнью.
Когда она из строчек брызнет,
Подставят мертвые стакан,
Намочат губы красным соком
И волк, и ворон, и синица,
И черт в слезах чертополоха –
Все верноподданные лица
Устроят пир на пять персон
И вылетят со звоном вон.
Валокордин
Пойдем посмотрим на закат
На Оперу и Воронцова
Лаокоона и щенят
И розы в чашечках пунцовых
Когда их ложечкой едят
Когда во рту у дочек тают
И долго в животе летают
И завтра снова полетят
А жизнь туда-сюда идет
И возвращается обратно
Я ей заглядываю в рот
И запиваю водкой мятной
Дырка
Зашивает-зашивает
В дырке новую дыру,
Хлопотливая такая,
Хлопотливей всех вокруг.
Улетает все куда-то,
Не пойми его куда,
Хоть руби ты пять проклятых,
Хоть зашей их навсегда.
Вот не дай бог не успеет,
Вот к чертям иголка хрясть!..
Станет дырка здоровее,
Ни объехать, ни украсть.
Но однажды я поймала его за руку
Вот тогда-то его и поймали за руку –
Он ходил и снимал с бельевой веревки
Кружевные чулки и нарядные платья.
Я бродяге сказала досадное: «Хватит
Воровать наши лучшие в мире желания!»
Он попал, он попался, как мышь в мышеловку! –
Тут уж крепко луну привязали заранее…
До сих пор сторожит золотая и круглая,
Не бросая своих полоумниц и умников,
Обещая, что жадный за все переплатит.
Мне бродяга ответил: «Ну, хватит, так хватит».
…И покойник, качаясь, висит на канате,
И никто не таскает желанья у пугала.
Дело на миллион
От космического холода
Мерзнут звезды и мальки –
И певец большого города
Будит солнце у реки.
Ни за что оно не будится,
Не согласное оно
Ни висеть над темной улицей,
Ни над речкой заодно.
Прозвенит до неба жалобно,
С комарами говоря,
Песня Йорика бывалого
От души и фонаря.
Смейся Вега и Медведица –
Есть в космической глуши
Что-то ярче полумесяца
И верней кривой души!
Вот оно сырое-теплое
Вылетает из гнезда…
Он назад по речке шлепает,
Не встречая никогда.
Утро
Утро. Мысли в голове.
Бабочка летит.
Хорошо бы по траве
Босиком пройти.
В правой-левой стороне
Собирать цветы
Летним утром по весне.
Так, для красоты.
Матрешка
первой наоборот распеленывают самую младшую
лучше всех спрятанную от ветра
готовую сразу же потеряться в полноводном школьном коридоре
на птичьей команде «руки в стороны» решительно чувствуешь что вырос из игры в мельницу и футбольного поля
что у матрешек к тому же две половины
не только круглые глаза и платок в горошек
это надо отметить
сначала все круглое как восторг одуванчика
не помню ни одного угла
куда же они потом закатываются
перламутровые пуговицы пуркарские пробки и королевские горошины
все укрытые от сквозняков домики-матрешки
с заглавной буквой Н на внутренних карманах и окнами в палисадник
разгулявшуюся матрешку всегда можно собрать обратно и выключить во дворе ветер
чтобы ни один одуванчик больше не потерял улетающую голову
говорят если открыть самую большую увидишь небо
посмотрим