С миром державным я был лишь ребячески связан ...
О. Мандельштам.
Я никогда не жил во Фракии
и не ходил во фраке я,
как впрочем, и в сюртуке,
и не гадала толстая цыганка мне
по непонятной руке,
и под квадратным египетским портиком банка
я не хрустел своими ста франками
зимним хрустом, ну разве что гривнами,
и как подобает осенним римлянам
я никогда, никогда не блистал добродетелью,
и в тунику богатых родителей
не бывал никогда разодетым я,
латинянка на грудь мне клала свою прагматичную голову
и в Пергаме златом не вдыхал ароматы фруктовые;
с миром державным
был связан я лишь умозрительно,
не почитал я поэта Державина,
но завидовал тем кто носил безупречные кители,
и на полковников вечно глядел исподлобья,
не по-доброму,
словно вдруг оказавшись на месте лобном.
Так почему же, кровь и горечь отхаркивая,
снится мне до сих пор грубошерстная Фракия,
не парламентская фракция,
нет и не громкие сладкие фрикции,
и не па балерины Майи Плисецкой,
а земля где не жил никогда и не плакал я
одичавшая в вереске, мятная Фракия
с горьким городом Адрианополем,
лжеклассическим женственным куполом
тропки к коему были протоптаны
многими очень шумными толпами,
многими топчущимися народами:
дакками, гуннами, дикими готами -
хмурыми пасынками Природы.
Может быть потому, что глядя на небо,
вижу не небо, а скользкую чёрную ласточку,
что привольно скользит над житейской опасностью
и над тем полустёрнтым из памяти городом -
ласточка гордая -
по которому бегает с громкими воплями
или носится вслух припеваючи
детвора конопатая Адрианополя:
эпохальные девочки, эпохальные мальчики.