Российские соотечественники зарубежом. Жизнь в творчестве.
Франция приняла 200 тысяч эмигрантов из России.
Мир чувств, переживаний человека в момент не только крушения идеалов, но и всей судьбы рассмотрим мы на примере творческой российской интеллигенции, оказавшейся
в чужой стране, в оазисе расцвета культуры - во Франции.
Языковой вопрос не стоял, поскольку в России французский язык использовался интеллигенцией наравне с родным.
Какой бы вид искусства мы ни взяли, повсюду найдём творческий вклад русских эмигрантов. Каждый, в меру развития своего эстетического вкуса, с помощью творческого воображения участвовал в общем деле рекламирования русского искусства, аппелируя к реальным зрителям, показывая динамику и красоту истинных чувств.
Со временем те представители российского искусства, кому повезло найти свой путь, заняли важное место в мировой культуре, проявив свои творческие способности.
Сохраняя национальный колорит, создавали они прекрасные произведения литературы,
балетные спектакли, предметы живописи и архитектуры.
Дамы открывали свои салоны, где музицировали, читали стихи, ставили спектакли , стараясь воспроизвести обстановку и дух своих салонов в России.
Там звучали произведения композиторов: Сергея Рахманинова, Игоря Стравинского, исполнялись отрывки из балетных спектаклей Дягилевских Русских сезонов
с участием Анны Павловой, Матильды Кшесинской, Тамары Карсавиной, Вацлава Нижинского, Сергея Лифаря, читались стихи поэтов Серебряного века Марины Цветаевой Николая Гумилёва, Валерия Брюсова и других. Предлагались общему вниманию картины Натальи Гончаровой, Михаила Ларионова, Зинаиды Серебряковой.
Глубоко в душе прятали все они тоску по прежней России, однако, в их произведениях проглядывали порой нотки отчаяния.
Частыми гостями на этих салонах были Жан Кокто, Эдмон Гонкур, Коко Шанель, Пабло Пикассо, Анри Матисс.
Осенний вечер. Наплывает грусть.
Горит свеча в изящном канделябре...
Никто не появился. - Ну и пусть!
Скажу сейчас, как в детстве:" Крабле..."
Вмиг комната наполнится друзьями!
Добро пожаловать! Не будет скучно с нами!
Степенно выступает Брюсов,
Высокий, элегантный и безусый.
Он сам ещё не старый, но при этом,
Не забывает дать наказ младым поэтам!
" Юноша бледный со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее - область поэта.
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздельно, бесцельно.
Юноша бледный, со взором смущённым!
Если ты примешь моих три завета,
Молча паду я бойцом побеждённым,
Зная, что в мире оставлю поэта."
-Павел, привет! Кого с собой привёл?
О, вижу, вижу: появились символисты!
Тут с Зинаидой Константин пришёл!
И остальные. До чего ж речисты!
По вечернему Парижу быстрой походкой шёл молодой человек. Подойдя к серому дому, вошёл в прокуренную комнату и увидел Константина Бальмонта, Дмитрия Мережковского, Владислава Ходасевича, Бориса Зайцева. Остальных он не знал. На субботние встречи Павла ( а это был именно он) пригласил Мережковский.
Внимание его привлекла красивая и стройная женщина с изумрудными глазами русалки. Она была одета в странный наряд - наряд пажа, а в руке держала длинную сигарету.
Она произносила слова нараспев, читая один из своих стихов: "Мы - Россия в
миниатюре"... Павел заслушался певучестью её голоса, заразился вдохновением, с которым красавица читала своё произведение. Она заметила восторженный взгляд Павла и указала ему на место за сдвинутыми столами, даже не спросив имени (правда, оно вряд ли было ей знакомо: он ещё не проявил себя достаточно на литературной ниве).
Подошёл Константин Бальмонт, и Павел тихо спросил его: "Кто эта женщина в странной одежде?" - "Как? Ты не знаешь?! Это же Зинаида Гиппиус, известная поэтесса!"
Павла прошиб пот: он так много слышал о ней, как о поэтессе символизма, и взахлёб
читал её произведения, но никогда не встречал эту женщину, которую называли "Мадонной декадентства". А многие считали её ведьмой, вероятно, за стремление эпатировать публику.
Красавица повернулась к Бальмонту и стала доказывать ему, что поэзия всегда должна быть на переднем фронте событий.
Рядом супруг Зинаиды Гиппиус, поэт Мережковский назидательно сообщал какому-то высокому юноше с вьющимися волосами : " Есть только три темы для поэтов : Человек, Любовь и Смерть! Зинаида приблизилась к ним и, услышав последние слова, дополнила : "Да, это тройная бездонность мира, где главная роль у Смерти, спасающей Любовь от всего приходящего "! И тут же прочла свой стих " Сонет " : "Пусть душит жизнь, но мне не душно. Достигнута последняя ступень. И, если Смерть придёт, за ней послушно, Пойду в её безгорестную тень :- Так осенью, светло и равнодушно, На бледном небе умирает день!"
Константин Бальмонт откликнулся :"Зинаида, в твоей милой головке опять мистический туман! "
Тут Павел заметил, что рядом с ними возникла симпатичная дама, которая, улыбаясь, что-то записывала в свой блокнот. А Зинаида продолжала : "Я с детства ранена и смертью, и любовью " - это цитата из моих ранних стихов. Тэффи, что ты там опять фиксируешь в своём талмуде? Хочешь написать юмористический рассказ о нас с Дмитрием? "
Тэффи - Надежда Алексеевна Лохвицкая, заговорщически улыбнулась, но ничего не ответила. Мысленно она перебирала трёх китов своей поэзии : Любовь, Экзотика и Символика!- Только эти темы интересовали её, и она решала, в каком ключе она напишет об этой семейной паре: Зинаиде Гиппиус и Дмитрии Мережсковском.
Внимание Павла привлекли слова Зинаиды о бесчинствах революционеров:
" Когда же хлынули " революционные " ( тьфу, тьфу! ) войска...они прямо принялись за грабёж и разрушение, ломали, били кладовые, вытаскивая серебро; чего не могли унести - то уничтожали; давили дорогой фарфор, резали ковры, изрезали и проткнули портрет Серова, наконец, добрались до винного погреба...Нет, слишком стыдно писать..."
Дмитрий приобнял её : " Ну, хватит о грустном! "
Зинаида, повернувшись, увидела Павла, скромно стоящего возле дивана : " Что же вы не участвуете в дискуссии? Не нужно быть таким застенчивым! "
Она усадила его рядом с собой на диван и стала расспрашивать о его творческих взглядах и стихах. Павел отвечал невпопад, краснел. Тогда метресса стала " пытать " его, предлагая высказать впечатление от её стихов.
Вдохновенно она продекламировала строки своего пленительного стиха "Любовь одна":
"Единый раз вскипает пеной
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет : любовь одна. "
Тут уж Павел совсем оробел и только повторял : " Это божественно!Это чувственно!"
Зинаида, довольная, улыбнулась. "А как вам это? " И она продолжила:
"А вы никогда не видали?
В саду или в парке - не знаю,
Везде зеркала сверкали
Внизу, на поляне, с краю,
Вверху, на берёзе, на ели?
Где прыгали мягкие белки,
Где гнулись мохнатые ветки,
- Везде зеркала блестели.
И в верхнем - качались травы,
А в нижнем - туча бежала.
Но каждое было лукаво,
Земли иль небес ему мало, -
Друг друга они повторяли,
Друг друга они отражали..."
Кончив читать, Зинаида похлопала Павла по плечу и предложила : " Приходите к нам запросто. Вы мне понравились. "
Павел покраснел до корней волос, начал думать лихорадочно, что ответить, но Зинаида вдруг резко встала и подошла к Борису Зайцеву и Владиславу Ходасевичу.
Они о чём-то с жаром заспорили. Павел услышал, по поводу чего ломались копья :
"Надо, чтобы красота сопровождала вас повсюду, чтобы она обнимала вас, когда вы встаёте, ложитесь, работаете, одеваетесь, любите, мечтаете или обедаете! " - это на повышенных тонах цитировала себя поэтесса.
Павел медленно вышел, закрыв за собой дверь. Он часто вспоминал слова Зинаиды Гиппиус о красоте, но больше у символистов не появлялся, робея участвовать в спорах и читать свои слабые произведения.