* * *
Марине.
Февраль на редкость был слезлив.
Симфония не удавалась –
нота пыталась, но срывалась,
лишь плоть на линии излив.
Душа в стремлении постичь
немолкнущее угасанье звука –
неотвратимая пленительная мука! –
вдувала самое себя в полость кости –
флейтовую утробу
с тайнописью русл-резцов,
рождающих из черт лицо,
и отлетала с звуками в дорогу,
неведомо не приводящую назад…
Здесь всюду сети с золотом пыльцы,
и бабочек притихших траурные крыльцы
оберегают странный нотный ряд. –
Неузнаваем, призрачен, и нем,
не мёртв лишь в силу памяти о звуке,
он опадает белою каймою в руки
и в чёрное крыло, воскресший именем
твоим, Творец.–Февраль
уход провозгласил свой грозовым раскатом,
невероятным не по времени рассказом.
Но разве он хоть в чём-нибудь соврал?..
Слёзы лились от боли,
печаль – от одиночества.
А музыка пророчества –
приснилась лишь… не боле.
2002.