Медведь и охотники вышли навстречу,
Где яхонтам снега сгорать.
Никто не хотел умирать в этот вечер,
Никто не хотел умирать.
А жизнь беспощадна, проста и серьёзна,
Всё хочется нам обыграть.
В тайге много ниже огромные звёзды,
Кто хочет в тайге умирать?
Безмолвна она, словно вечно пустая.
И шаг вдруг замедлил один,
Как будто блистал, пред глазами вставая,
Улыбкою маленький сын.
Охотник, что ищешь, что ищешь, лишая
Глухой тишины пустоту?
Тайги оглушительную нарушая
Запретную всем красоту?
Охотник, охотник, в родимую землю
Грех страшен так лихо пропасть.
Охотник, охотник, и дьявол не дремлет,
Хоть и не стремишься упасть.
Вот воздух разрезал стремительно быстрый
(Судьба, как осока, горька,
Иль шанс умереть?) тот пронзительный выстрел,
И доля вдруг стала легка.
Вдруг стало всё просто: и злобное горе
Устало душить и кружить.
Неважно: беда ли, несчастье, неволя,
А важно одно только -- жить.
За этот тайги оглушительный воздух,
И белый морозный пар,
За то, что ценить стало страшно и поздно
Тот странный и Божий дар,
И страх, словно аспид, обвился вдоль шеи,
И стал скользким змеем душить,
Он был не заметен, вопил ты: "Скорее!"
И надо убить, чтобы жить.
Охотник, охотник, и звёзды алее
На бедную землю неслись,
И ты ближе к Богу стал, но, сатанея,
Ревела метельная слизь,
Прыжок его был так отчаянно быстр,
Растаяв в вечерней смоле,
Растерзанным будто коснулся ты выси,
Вдруг к матери рухнув земле.
Возлюбленный ею, и ад ожидая,
За жизнь ты вступился свою.
Вопила метель, как вдова молодая,
Но ты бился в грозном бою.
Ты дрался за сына, с коварной бедою,
И полной любовью душой
К желанной и верной, к графину с водою,
И к скатерке с розой большой,
К собакам, что любят лежать у камина,
И к хриплому крику "Держись!"
К собакам, что дышат в могучую спину,
Пытаясь спасти тебе жизнь.
Но зверь, как беда, нестерпимо сильнее,
Две мысли, от них не уйдёшь:
Твой нож в рюкзаке, мать за час постареет.
Мать и -- твой охотничий нож...
Подняться не мог, раны горьше той сечи,
И яхонты снега горят.
Медведь не хотел умирать в этот вечер,
И ты не хотел умирать.
В глухую ли ночь, или в вечер дразнящий,
Где в землю несётся звезда,
Тот мех буро-красный, тот запах смердящий
Тебе не забыть никогда.
И вот он отстал, или это приснилось...
Мех рыжий, лай звонче копья.
Медведю вдруг в миг, как волчица, вцепилась
В бок верная лайка твоя.
Ревела тайга, снег последний и нежный,
И звали к себе небеса.
То страх или ад или рай жизни прежней
Вонзился слезами в глаза.
И выстрелов грады плевались снегами,
Ты чувствовал: рядом был Бог.
За адом, за соснами, за сапогами,
За когтем, что сбил тебя с ног.
За воем сосновым, за хрипом и словом
Молитв, ты не чувствовал слёз.
Почуяв пощаду, со взглядом дубовым,
По алому снегу ты полз.
Ревел и закат, и с свистком сатанинским
В высь билась и горькая вязь.
Упал и медведь, и метель, с сердцем близким
Оплакивать всех принялась.
Но встать ты не мог, раны крепче той сечи,
И яхонты снега горят.
Медведь не хотел умирать в этот вечер,
И ты не хотел умирать.
Ты выжил; и крепче стал злого мороза.
Пусть доля похлеще, чем нож,
Но сын... жизнь и скатерть с большой красной розой.
В тайгу, захмелев, ты придёшь?..
...Медведь и охотники вышли навстречу,
Где яхонтам снега гореть.
Но мнилось тайге: в этот солнечный вечер
Никто не искал себе смерть.
Вся жизнь окаянна, порою туманна,
Но горько и страшно смотреть
В снег тихий, молочный, любимый и пьяный...
И пусть не найдёт тебя смерть.