Свеча горела...

Людмила Попкова
            - Иди сюда к нам, Пастернак,
              И расскажи подробно,КАК
              Никто из вас в тот страшный час
              Марину от петли не спас?

  - Это вечная боль моя...Всё случилось как-то неожиданно. Вот послушай!
 Май 1922 года. Марина, не приняв революцию, выехала с дочерью в Берлин, затем в Прагу, а в 1925 году переехала в Париж.
У Марины не складывались отношения с другими эмигрантами, единственной отдушиной была для неё переписка с Райнером Рильке, но длилось это не долго из-за смерти последнего.
 Мы с ней тоже переписывались изредка, всё время, пока Марина жила в эмиграции.
Когда вышел её сборник "После России", был он холодно принят поэтами.
 Она с тоской пишет:
 "Моя неудача в эмиграции в том, что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху - там, туда, оттуда..."
 Почти всё, что создавалось потом Мариной в эмиграции, не издавалось.
Марина с мужем и детьми, практически, нищенствовали:
 "Никто не может вообразить бедности, в которой мы живём. Мой единственный доход -
от того, что я пишу. Мой муж болен и не может работать. Моя дочь зарабатывает гроши, вышивая шляпки. У меня есть сын, ему восемь лет. Мы вчетвером живём на эти деньги. Другими словами, мы медленно умираем от голода."
 Тоскуя о России, Марина пишет:

       "До Эйфелевой - рукою
        Подать! Подавай и лезь.
        Но каждый из нас такое
        Зрел, зрит, говорю, и днесь,
        Что скушным и некрасивым
        Нам кажется ваш Париж.
       "РОССИЯ МОЯ, РОССИЯ,
        ЗАЧЕМ ТАК ЯРКО ГОРИШЬ?"

 Но на уговоры мужа вернуться в Россию, Марина не соглашалась, считая, что той России, что она любила, давно уж нет:"Можно ли вернуться в дом, который срыт."
Так случилось, что муж и дочь вернулись в Россию после бесплодных уговоров, а через два года приехала к ним и Марина, не выдержав тяжести жизни в чужой стране.
 И сразу же встретилась с ужасом: арестованы муж и дочь. И через два года её мужа Эфрона расстреляли.
 Во время войны, в августе, Марине с сыном Муром было предписано уехать в
эвакуацию.
 Было нестерпимо тяжело у Марины на душе, и она попросила меня  организовать ей встречу с Анной Ахматовой.
 Цветаева, обожала Анну и ещё до эмиграции всегда писала ей восторженные  письма:
 "Ах, как я Вас люблю, и как я Вам радуюсь и как мне больно за Вас и высоко от Вас...Вы - мой самый любимый поэт...Я ненасытна на Вашу душу и буквы...
...Какой трудный соблазнительный подарок поэтам - Анна Ахматова."
 Анна отвечала в письмах сдержанно. Артур Лурье удивлялся такому отношению и писал Анне: "Вы относитесь к Цветаевой так, как Шопен относился к Шуману". То есть без душевного тепла.
 Анна, не изменившая своего отношения и через несколько лет, ответила сухо:
" У нас теперь ею увлекаются, очень её любят, даже больше, чем Пастернака."
Только когда Цветаева посвятила Анне стих, который польстил Анне, она расстрогалась.

         "Узкий, нерусский стан -
          Над фолиантами.
          Шаль из турецких стран
          Пала, как мантия.
          Вас передашь одной
          Ломаной линией.
          Холод - в весельи, зной -
          В Вашем унынии.
          Вся Ваша жизнь - озноб.
          И завершится чем она?
          Облачный, тёмный лоб юного демона.
          Каждого из земных
          Вам заиграть - безделица.
          И безоружный стих
          В сердце нам целится.
          В утренний сонный час,
          Кажется, четверть пятого,
          Я полюбила Вас,
          Анна Ахматова."

Ахматова прониклась, расстрогалась и написала, наконец, письмо автору:
"Ваше доброе отношение мне бесконечно дорого. Спасибо Вам за него и за посвящение поэмы".
Через несколько лет Анна написала стихотворный "Поздний ответ":
    
     "Белорученька моя, Чернокнижница...
      Невидимка, двойник, пересмешник...
      Что ты прячешься в чёрных кустах?
      То забьёшься в дырявый скворешник,
      То мелькнёшь на погибших крестах,
      То кричишь из Маринкиной башни:
      "Я сегодня вернулась домой,
      Полюбуйтесь, родимые пашни,
      Что за это случилось со мной.
      Поглотила любимых пучина
      И разграблен родительский дом."
      Мы сегодня с тобою, Марина,
      По столице полночной идём.
      А за нами таких миллионы,
      И безмолвнее шествия нет...
      А вокруг погребальные звоны,
      Да московские хриплые стоны
      Вьюги, наш заметающей след."

(Но" редкостно даровитый и редкостно несчастный"* поэт Цветаева, так и не узнала, что о ней подумала Анна Ахматова. И посвятила, наконец, ей стих).
 Но, как у любого творческого человека, эмоции у Марины со временем поменялись.
 На встрече она даже позволила себе покритиковать своего кумира, пытаясь освободиться от двадцатипятилетнего обожания:
 "Надо обладать большой смелостью, чтобы в 41 году писать об Арлекинах, Коломбинах и Пьеро".
 На встрече Марина была слишком взволнована, говорила без умолку, "Слова её падали стремительно и беспощадно".**
 Царственный образ Анны слегка поблёк. А Анна, в свою очередь, не понимала, как Марина могла покинуть Родину.
 Так прошла эта единственная встреча двух кудесниц Слова, двух талантливых поэтов, но судьбе было угодно, чтобы они не подружились и не сблизились...

 Марина с сыном стали собираться в эвакуацию, в Елабугу.
Я, помогая ей перевязывать чемодан, который плохо закрывался, произнёс:
"Верёвка всё выдержит, хоть вешайся." Сказал без всякого умысла. Но именно на этой верёвке 31 августа Марина и повесилась (по словам Марка Слонима).
 В предсмертной записке друзьям, Асеевым, она просила позаботиться о сыне, а ему написала:
 "Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але - если увидишь - что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик".
 Мы прикоснулись осторожно к судьбе Марины Цветаевой в разные моменты её жизни, постараемся понять, что то, что со страной произошло, не должно повториться!
 Я написал стих " Памяти Марины Цветаевой", где описал то, что чувствовал тогда и чувствую сейчас.

      "Мне так же трудно до сих пор
       Вообразить тебя умершей,    
       Как скопидомкой мильонершей
       Средь голодающих сестёр.
       Что сделать мне тебе в угоду?
       Дай, как-нибудь об этом весть.
       В молчаньи твоего ухода
       Упрёк невысказанный есть.
       Всегда загадочны утраты,
       В бесплодных розысках вослед
       Я мучаюсь без результата:
       У смерти очертаний нет...
       Лицом повёрнутая к богу,
       Ты тянешься к нему с земли,
       Как в дни, когда тебе итога
       Ещё на ней не подвели."

Этим стихотворением я всё сказал...

 Продолжение следует...