Словно в окно, где пчелою гудит васильковое лето,
С тяжкой тоской я гляжу на отцветший давно уже сад,
Столько цветков на древах было в мае на сабельках веток,
Боль мне за них, в сентябре от плодов дружно так захрустят.
С каждым сезоном лысеют древа старых яблонь под зиму,
Листья - одно, но теряет отростки уж хилый скелет,
Сколько в саду от костра с веток рубленых сладкого дыму,
То и гляди, призовёт вновь к ответу сварливый сосед.
Всё понимаю, но ветки свозить неизвестному дяде,
В общую кучу, чтоб он это всё в одночасье поджёг,
Лучше уж сам я сожгу всё своё, как в славянском обряде,
Зная, что пусть и золой, но частицы я сада сберёг.
А из золы по весне, вдруг возьми, да проклюнуться почки,
Новых, младых, то ли вишен, то ль груш, молодых деревец,
Смена пришла, значит, сад не умрёт, снова пустит листочки,
Так, не узнав, кто же был, или не был их крёстный отец.
Как те сучки, так и мы, подломившись, на землю слетаем,
Кто-то с плодами, а кто лишь с листвой, обломился с ветров,
После уже, вместе с рубленым дёрном, всё вглубь оседая,
Видим оттуда не дым, а огонь погребальных костров.