Ночное небо таяло в руках,
стекало сквозь стекло под одеяло,
то ёжилось, то невпопад смеялось,
то холодком, забравшимся в рукав,
тянуло томно: «Мало-мало-мало...».
Стонал рассвет. Раздетая кровать
всё больше обретала форму всплеска.
По воздуху растянутые лески,
как право вето к слову «открывать»,
горели раной рваной в занавеске.
Май догорал — «Весна! Весна! Весна!»,
крутил фокстрот ромашек между сосен,
навязчиво. (На ум пришло: «Несносен!».)
А меж теней растаявшего сна,
уютно притаилась чья-то осень.