Вермахт

Виталий Волков 5
Берёзовые кресты
вместо
железных

осталось жить
мне
только
ночь
промёрз в окопе
я
насквозь
трёх пальцев нет в моей руке
и утра нет давно уже
и на часах Адольфа Ланге
шесть

красноармеец пленный еле жив
во взгляде
ненависть
ко мне
похожи эти так глаза на те
в чьих под Смоленском отражалась месть
когда
над будующим
пожар
горел
такая же в глазах
тех
смерть

а я совсем забыл дом свой
воспоминания за снежной пеленой
играли
мы
до темноты с сестрой
и ластился к руке щенок
и в пятый раз нас звал отец домой
но я забыл
всё
это
боже мой

кругом бескрайние поля и смерть
и белая пустыня
человек
каким же должен
бесприютным
быть
чтоб это безоглядно полюбить
чтоб после смерти трижды умирать
и после умирать
опять
опять
кругом бескрайние поля и снег

и на часах Адольфа Ланге семь
и смысла нет в моей судьбе
трёх пальцев нет в моей руке
который день
кромешный
сон
осталось пережить
мне
это
всё


В войне всегда расплачивается
простой
народ

в осеннем вальсе сорок первого
летали листья оголтелые
прощались бывшие влюблённые
и завтра им семья
окопы
их

в осеннем вальсе сорок первого
прощались люди
под
прицелами
прощались люди на мгновение
до возвращений
снега
белого

в осеннем вальсе сорок первого
осталось золото серебряным
осталась
юность
поколения
осталось русское несказанным
как всё наверное
прекрасное

в осеннем вальсе сорок первого
прижав согнутыми коленями
судьбу свою к вокзалу грязному
прощалась женщина со счастием
прощала женщина и плакала

прийдут далёкие столетия
война кровавая забудется
навек
влюблённые
заблудятся
влюблённых руки снова встретятся
в осеннем вальсе сорок первого

в осеннем вальсе сорок первого
кружатся листья оголтелые
и станут бывшие
влюблёнными
и зарастут травой
окопы
их


Только тогда
когда
станут
бессмертными

а меня убили немцы
и уже я не воскресну
я лежу под Сталинградом
между сном земным и раем
и глаза мои открыты
я вчера писал любимой
о своей печали зимней
на бумаге совсем мокрой
от дождей
и чёрной Волги
но меня убили немцы
и сломался
накрест
крест
мой

а меня любили руки
с той поры уж было вьюг-то
сколько
сколько
сколько
сколько
больше русской горькой крови
дольше русской вечной Волги
сколько
сколько
сколько
мёртвых
и меня убили люди
и упал я в чьи-то руки

наметает много снега
на поля большие с неба
нам с врагом на этом месте
коченеть в обнимку
вместе
коченеть
из белой бездны
наметает
много
смерти

и меня убили немцы
назовут меня бессмертным
те кто
жил
под
Сталинградом
между днём святым и адом
мы теперь с судьбою квиты
и глаза мои закрыты
из бумаги моей мокрой
вылетают в небо строки
что лежать мне здесь отныне
был чернее дёгтя иней
и горел от взрывов ветер
вперемешку с белым снегом
здесь меня убили немцы
здесь душа моя
воскреснет


Именно идеи делают
нас
людьми

у девочки юной две тройки в тетради
и платье из белого льна
а завтра ей кровь останавливать в ранах
последней
смотреть
на закат

порвутся гитары железные струны
оглохнут от взрывов слова
ещё бы немного
из вечного
круга
ушла бы навечно война

у девочки юной в альбоме подснежник
засохнет как-будто вода
а завтра свой танец нерадостный белый
станцует со смертью она

у девочки юной смешная причёска
и шрамик на левой руке
а завтра ей души ловить под бомбёжкой
и прятать от снега в шинель

у девочки юной
за домом
подруги
играют в сиреневый мир
и ветер собрал всю листву по округе
и бросил в сентябрьский дым

а завтра им боль обнимать вместо счастья
последним
смотреть
в небеса
у девочки юной две тройки в тетради
и платье из белого льна


Нет горше смерти
чем
смерть
героя

я великий немецкий солдат
проживаю шестнадцатый день
убиваю
и граблю
насилую
ем
черноглазых еврейских дев
и останки бросаю собакам я
их еврейских костей

я великий немецкий солдат
нерушимую гордость отцов я хранил
я Европу прошёл
осталась Сибирь
я увижу как в море втекает река
прижимая к немецкой душе автомат
как предплечье сестры

я великий немецкий солдат
я устал от дороги
устал от ран
от товарищей грязных
от пота
вшей
я куда-то пришёл
я пришёл убивать
за великую правду любимых вождей
грабить
резать
советскую
шваль
их советских детей

я великий немецкий солдат
прошагал я три тысячи вёрст
мой затылок под каской к железу примёрз
и внутри меня только проклятый мороз
и последний три тысячи первый шаг
под бессмертной Москвой

я великий немецкий солдат
над могилой моей не плачут другие вслух
на могиле моей не будет рук
лишь бездонное небо
лишь белый пух
лишь останки живого
когда-то
меня
и прощальная строчка в письме
я
вернусь
и немецкая грусть


Умерли все
осталась одна Таня

сколько писалось стихов
женщинам в синих погонах
только не осень им кров
только не строчка их дом
дом
их
земные
погосты

сколько терялось людей
близких
и близких не очень
только не вечность их тень
только оставит им свет
тот кто
был
вечностью
всё же

сколько прощалось грехов
больше листвы межсезоний
только не ветер им бог
только не осень их плоть
плоть их причалы у моря

сколько осенних дождей
вылилось в тёмные стены
только длиннее чем век
будет метель
в декабре
женщины в белой шинели

сколько дарилось костров
женщинам в синих погонах
красных
из жёлтых цветов
только не вечность им кров
только не осень их боль
боль их
печаль
междустрочий


Личность должна умереть
должен жить
народ

в очередь за мной идут почти люди
и идёт весь день косой ливень
Бухенвальд
для них
всегда
будет
Бухенвальд для них всегда с ними

ходят от стены к стене почти тени
с дымом входит боль моя в скулы
с дымом входит кровь моя в вены
хорошо горят почти трупы

захочу стоять
ветер
с ног свалит
голод мой и волк живой братья
хватит жить и умирать почти хватит
жизнь моя как снег весной тает

я носил двенадцать лет в душе
суд
свой
я берег двенадцать лет свою правду
человек ни я
а только
тот кто
тот кто бил меня в живот палкой
и ломал в руке моей пальцы

отрастёт душа моя как жир в мясе
вместо зуба в рот врастёт протез мятый
посижу с попом седым потом в храме
может и с колен своих встану

Бухенвальд для нас всегда будет
Бухенвальд для нас всегда с нами
в очередь за мной идут почти люди
в очередь за мной идёт счастье



Люди
которых можно
назвать
особой
расой

Россия
произносишь слово
шесть букв и больше ничего
или возможно это город
в пространстве неба моего

тот город что сжигали немцы
в котором мучали людей
от этого
ещё
сильнее
нежность
от этого печаль сильней

разрывов больше чем столетий
ложилось на её поля
Россия
бесконечный
ветер
до середины февраля

артиллерист из сил последних
кромсал железной плоти сталь
как человек
он
жил
на свете
и словно жизнь
он
умирал 

старуха
что
была
распята
для назидания солдат
так
русская встречалась правда
с христианской верой палача

и девочка своих объятий 
не разжимает целый век
холодную
сжимает
мать
в них
и ленинградскую метель

бессрочно под стеною плача
евреи гордые стоят
вот только 
так
и не иначе
Россия
я
люблю
тебя

или возможно это только
шесть букв и больше ничего
Россия происшедший возраст
пространства
сердца
моего



Воспоминания дороже платьев

да сколько ж нужно птиц крылатых
да сколько ж нужно снегу падать
чтобы слеза могла засохнуть
ты знаешь человек далёкий
ты вспоминаешь ли
фашист
то

да сколько ж нужно света в душах
чтоб те дома что ты разрушил
рождались снова из столетий
рождались снова эти дети
и восемнадцатым был гений
пусть раньше
был
как зверь
ты
ты вспоминаешь ли
фашист
их

да сколько ж нужно вечной пыли
покрывшей саваном могилы
чтоб от печного дыма небо
как кители твои
перечернело
переболело
тобой небо
за три истории фашист мой

у сердца много людской крови
у бога много людской боли
чтоб из куска ржаного хлеба
писалось главное для сердца
осталось вечное для смерти
осталось
нужное
для
жизни
когда-то
и фашист
любил
ведь

да сколько ж нужно скул горбатых
да сколько ж нужно душам плакать
чтобы земля могла проститься
с двуногим проклятым убийцей
с убитым
навсегда
фашистом


Дома быстро сгорели
люди плачут
а мы
смеёмся над их слезами
Вермахт