Так удобно творить в закутке между тьмою и светом -
полутьма, словно ретушь, таит паутину и хлам…
Может, мне никогда и не стать настоящим поэтом
с этой детской потребностью всё разложить по местам.
Так привычно в уюте и затхлости кухонной норки
над потертой клеёнкой витийствовать на посошок,
только всё же я ставень открою тяжёлые створки,
чтобы свет апельсиново-горький все стёкла зажёг.
Этих окон высоких с потёками масляной краски,
если я поднажму, то с трудом приоткрою на треть
деревянные рамы с остатками старой замазки -
в робкий хаос листвы,
лишь его я готова терпеть.
Мне придётся стареть, и, наверно, меняться с годами,
но всё чаще и чаще ночами я вижу во сне
этот дом,
где высокие окна моих ожиданий
и упрямая ясность квадратов зари на стене.