В сентябре чуть желтеют кроны,
И земля ещё не остыла...
В землю тёплую похоронят
Раба Божьего Алексия.
Век, отпущенный свыше, прожит,
Вспять покатятся его реки.
Отпоют его: «Святый Боже!»
Воздадут ему: «Святый крепкий!».
Солнца блик
упадёт на лик,
на глаза — как кружочки меди,
«Настоящий был
фронтовик...» —
будут тихо шептать соседи.
Был суров,
да не жил во лжи,
Чтил Покров,
тропку знал во ржи.
А вдова:
«За порожек каменный
всё ногой
зацеплялся раненой...»
Похоронят его на горке,
«Был хороший мужик» — помянут,
Гроздь рябины кроваво-горькой
на могиле оставят вянуть.
Будет молча сидеть вдова,
Ох, как — скажут — она сдала!
Кто-то вспомнит его медали,
Что на фронте когда-то дали,
И подвинет пустую стопку,
И наполнит до края водкой:
«Помяни-ка и ты, Россия,
раба Божьего, Алексия...».