Здравствуй!
… Тишина раздваивалась. Мне очень хотелось рассказать Златокроту про сущность Белого Лиса, но я боялась, что это нарушит наше доверительное единение. Ведь Златокрот всегда появлялся неожиданно, и встреча с ним была только нашей встречей. Встречей, в которую не хотелось бы вплетать кого-то ещё. Вплетать даже одним упоминанием…
Он будто чувствовал, что я хочу ему что-то рассказать, и поэтому шёл медленно, опустив голову и делая вид, что разглядывает каменистый путь под ногами. Делал вид, будто боится споткнуться… Хотя я понимала, что он, как и я, мог спотыкаться бесконечно и безбоязненно. Падать, подниматься, и всякий раз заново прощупывать свою теряющуюся тропу…
Проводив меня до края улетающей поляны, Златокрот всё же спросил:
- Неужели ты хочешь утонуть в собственном молчании?
Поляна улетала отцветающим пухом иван-чаевых костров. И в этом мареве пухопряди, действительно, можно было утонуть. Стараясь скрыть от него свои сомнения относительно прицепившейся ко мне сущности Белого Лиса, я задала ему встречный вопрос:
- А не можешь мне объяснить, почему эта поляна иван-чая уже отцвела, когда остальные ещё только начинают цвети? Разве всё преждевременное не опасно?
Верхние пирамидки цветов отливали розовым перламутром, когда само пирамидальное основание уже приподнимало над землёй поляну, опередившую своё время…
Златокрот наконец-то поднял на меня глаза:
- Мы сможем сказать «отцвела», когда все до последнего цветка обернутся пухом… - Он немножко замешкался, сделав вид, что пытается камышовым стеблем разворошить уснувшего посреди тропы мухоголового шершня и, ссылаясь на свою подземельную забывчивость, как бы между прочим, произнёс: – Так что ты там ещё про «опасно» спрашивала?
- Разве всё преждевременное не опасно? – повторила я свой вопрос.
- Давай присядем! - изогнув камышовую палочку, сказал Златокрот и присел на склонившуюся до земли ветку поваленной ветром ольхи.
Я присела рядом, успев пошутить для отвода глаза:
- А улетающая поляна не улетит без меня?
- Не улетит, - выдавив из себя кислое подобие улыбки, произнёс Златокрот. – Но давай вернёмся к твоему вопросу: «Развё всё преждевременное не опасно?» Только сначала надо понять, сколько вмещает в себя понятие «всё!». Вот я перегнул камышовую палочку. Сломаться – для неё опасно. Вот мы сели на ветку ольхи. Сломаться для ветки ольхи - опасно… Поэтому, я считаю, что вопросы про «всё» - это совершенно никчёмные вопросы. Лучше расскажи, что с тобой происходило, пока мы не виделись!
Я попробовала отшутиться случайным смешком:
- Да так, с одной сущностью пересеклась!
- А вот отсюда – поподробнее! – поднимаясь с ольховой ветки, требовательным тоном произнёс Златокрот.
И на этих его словах раздвоенность тишины перестала быть раздвоенностью. Всё соединилось в одну сплошную эмоцию потока. Я рассказала ему про Белого Лиса, про Слепого Флейтиста, про непонятные чувства, которые преследовали меня и преследуют до сих пор.
- Нет, душа моя, - сказал Златокрот, - можешь спокойно отойти от края улетающей поляны. Одну я тебя не отпущу.
- Почему? – спросила я, предвкушая ожидаемый ответ. И что-то встрепенулось внутри, будто какое-то надоедливое насекомое по имени «безнадёга», бочком-бочком отползало в сторону от моего бесконечно одинокого странствия по распадающимся мирам… От лёгкого волнения в предчувствии его ответа я стала случайно подобранным прутиком, так же, как только что делал он, ворошить спящего на тропе шершня.
- Не вороши спящего шершня! – улыбнулся он, вынимая из кармана жёлтой ветровки свои умопомрачительной величины очки. Потом, выдержав небольшую сиреневую паузу, произнёс: - Есть некоторые вещи, с которыми человеку одному не справиться… И поэтому я пойду рядом. У нас будет одна дорога, пока для сущность Белого Лиса окончательно не запутается твой след.
- Только… у меня есть одно желание, - скрывая в себе рдеющую радость, навеянную его предложением, осмелилась я попросить, казалось бы нечто невозможное.
- Ну, давай, высказывай! - проронил он, вытирая стёкла очков лопушиной бархоткой.
- Хочу, чтобы ты принял образ человека! – сказала и сама тут же испугалась своей дерзкой просьбе.
Но Златокрот воспринял мою просьбу как нечто вполне обыденное:
- Приму, когда возникнет необходимость. А пока, давай отойдём от края улетающей поляны!
И мы пошли, огибая полукруг иван-чаевой поляны. Она пушилась, вздувалась, пенилась, поглядывая сверху на оставленную меня. Нет, не оставленную, а доверенную своему Златокроту. В тайне я очень ждала, когда она возникнет, эта необходимость. И как она будет выглядеть… И надо ли её бояться…
Необходимость возникла внезапно. Но как она выглядела, я расскажу тебе в следующем письме.
До свидания