Осенний ковёр, измождённый дождями,
Все тайны покорно хранит.
Не тлея под солнца скупыми лучами,
Покровом цветастым лежит.
А лес, как и прежде, стоит нелюдимый,
Лишь падает снова листва.
И еле заметно и неторопливо
Идёт в свой удел Госпожа.
Её сапоги оставляют небрежно
На чёрной земле белый след,
Холодный и хрупкий, как злая надежда,
Что вечен полуденный свет,
Сейчас заливающий яркие кроны
Берёзок, осин и дубов;
Что ветер оставит их все же в покое;
Что вьюга не свяжет оков.
Но нет, и Умелица горько и тихо
Вздыхает, с пути отойдя.
И льётся с тоской напоенного лика
Холодная влага дождя.
Касаются нежно молочные руки
Поверхности стылой воды.
И ветер доносит до нашего слуха
Смех льда из небес глубины.
Умелицы скорбной цветные шедевры
Присвоит себе Госпожа,
Покроет их краскою синей и белой,
Сплетёт меж ветвей кружева,
Пошлёт в благодарность свою сновиденья
Седым старожилам-дубам,
А вместо резной ярко-солнечной сени
Пушистых подаст одеял.
Они не увидят под белой одеждой,
Как вихри колышут снега
И как прикрывают завесою снежной
Лик солнца на месяцы зря.
Они не увидят холодного буйства.
Они не очнуться от сна.
Но ласково тронет, вернув снова чувства,
Пришедшее после Дитя.